"Иван Терентьевич Стариков. Освященный храм ("Судьба офицера" #3) " - читать интересную книгу автораИ опять Оленичу показалось, что там на пирсе, стоят Гордей и Люда...
Он вышел с ощущением, что ступил на новую землю. Осмотрелся: нет привычных гор, небо от горизонта до горизонта. Вечное зеркало, старые развесистые вербы на низких берегах. Городишко - одноэтажные хатки. Беленькие, веселенькие. В каждом дворе виноградники да вишни. Непривычно. Жарковато. Воздух вроде теплый и влажный, но в нем не чувствуется прохлады и свежести карпатских предгорий. За городком, отойдя немного от остановки, он сделал привал на обочине дороги, присев на густую, покрытую пылью траву под акацией, прислонившись спиной к стволу дерева. Рекс разлегся рядом, положив голову на лапы и вывалив розовый язык. Передохнув несколько минут, Андрей проголосовал, и первый же грузовик, пыля и дребезжа, остановился. Пожилой, худой, с морщинистым лицом и с бледно-голубыми маленькими глазками, шофер вылез из кабины, обошел машину спереди, озадаченно рассматривая инвалида на костылях, солдатский вещмешок и прикрепленные к нему жестяной чайник да протез, пса, вставшего на длинные тонкие ноги. - Ты не в сторону Тепломорска, браток? - спросил Оленич. Ошарашенный фронтовым видом инвалида, водитель спросил: - Откуда ты тут взялся, человече? - Из госпиталя возвращаюсь, после излечения. - Эх-ма!.. Садись в кабину. Твоя псина может в кузове? - А как же! - А где думаешь поселиться? В городе? - Думал в Булатовке. Приглашали туда. Посмотрю, может, и осяду там. - Обеднело? - Обнищало. Плохо живут люди. Особенно вдовы да такие вот, как ты. Надо бы поднимать жизнь. Сам понимаю, что-то надо смелое делать, а чувствую себя как на болотистой местности - не знаю, куда ступить. - Вроде ты мужик понимающий, а без руля и без ветрил. Шофер засмеялся, сказал, словно шутку-прибаутку: - Руль-то есть, да слишком много капитанов: кого слушать? И паруса имеются, да ветер кружит как смерч, непонятно, куда несет. - Ишь ты, просто дедушка Крылов! - невесело проговорил Андрей. И оба замолчали. Для Андрея разговор оказался настолько неожиданным, что он даже опешил, чтобы не сказать - растерялся. Почему такое разочарование у этого немолодого человека? Что подразумевал он, говоря такие жестокие и обидные слова? И сразу вспомнились предостережения Николая Кубанова. Может быть, действительно что-то сильно изменилось в людях после войны, а он, Оленич, да и все, кто находится на излечении в госпиталях, не ведают, что на самом деле происходит с их страной, с их народом? Водитель остановил машину и виновато объяснил: - Извини, солдат, что не довез до места назначения. Мне прямо ехать, спешу застать завгара и механика, а тебе вот направо. Тут недалеко - километра полтора. Дошагаешь? Вон, видишь курган с треногой на вершине? Так вот за ней - сто шагов и твоя Булатовка. Не обижайся. - Ничего, браток, делай свое дело. Дойду пешим строем. Шофер полез в кузов, подал вещи Оленичу: - Держи, солдат, свое имущество. - Покачал головой: - До чего же мало |
|
|