"М.П.Еремин. К.М.Станюкович. Очерк литературной деятельности" - читать интересную книгу автора

убеждает читателя, что это презрение вполне заслуженно.
Конечно, эти внезапные богатства вчерашних мужиков заключали в себе
невольный соблазн, но ведь поддающиеся ему - все эти потомки "Рюриковичей и
гедиминовичей", все эти государственные деятели и думать не хотели, чтобы в
подлости своей сохранить, по слову Пушкина, хотя бы "осанку благородства".
Они были омерзительнее новых богачей. По сравнению с развратным паразитом
Козельским, старавшимся выдать свою дочь Тину за молодого Гобзина и таким
образом "породниться" с миллионами его отца Прокофия Лукича Гобзина, этот
последний выглядит не только крупнее, но даже человечнее: он по крайней мере
деятелен и умеет ценить в людях трудолюбие и знания.
Само собой разумеется, к такого рода сопоставлениям Станюкович прибегал
не ради того, чтобы возвысить и оправдать новых богачей. В своих
произведениях девяностых годов он последовательно развивает ту мысль, что
процесс сближения двух этих социальных групп является в то же время и
процессом нравственного распада правящих верхов тогдашней России. Одним из
симптомов этого распада было и то, что люди, сколько-нибудь порядочные и
деятельные (такие, например, как Григорий Александрович Никодимцев из того
же романа "Равнодушные"), там, наверху, не уживались.
Тема нравственного разложения правящих верхов важна, конечно, не сама
по себе; во второй половине XIX века она привлекала внимание русских
писателей, в том числе и М.Е.Салтыкова-Щедрина и Л.Н.Толстого, главным
образом потому, что была частью более общей и несравнимо более важной темы -
темы судеб России. Ведь тлетворное влияние этого разложения сказывалось на
жизни всей страны и, в частности, на нравственном состоянии так называемых
образованных слоев общества. Именно об этом написан роман "Жрецы".
Коллизия романа сложна по своему составу. На первый взгляд может
показаться, что в романе описана заурядная профессорская склока. На самом
деле, не будь скрытой, злобной зависти жреца чистой науки профессора
Аристарха Яковлевича Найденова к более молодому, популярному профессору
Николаю Сергеевичу Заречному, которого его поклонники и почитатели считали
чуть ли не продолжателем традиций самого Грановского, не было бы никаких бед
и потрясений: юбилей старика Косицкого прошел бы мирно, потому что доцент
Перелесов не осмелился бы написать свою пасквильную статью об этом юбилее и
о речи Заречного, а если бы даже и написал, то без содействия Найденова ее
едва ли напечатали бы. Но эта склока потому и вызвала такие трагические
последствия, что оказалась одним из выражений всей общественной борьбы в
России восьмидесятых - девяностых годов.
Профессор Найденов стал заботиться о чистой науке после того, как
разуверился в успехе освободительного движения. В начале он, наверно,
надеялся, что общественное мнение, а стало быть, и студенты поймут его и
пойдут за ним. Но он ошибся: студенты от него отвернулись, и ему ничего не
оставалось делать, как обратиться за поддержкой к реакционнейшей газете.
Заречного он подозревал в том, что тот в своих лекциях высказывает
радикальные мысли ради того только, чтобы добиться популярности у студентов,
не способных отличить подлинное от поддельного. Но старый скептик ошибся
опять: несколько студентов, присутствовавших на банкете и слышавших тост
Заречного, сразу поняли, что радикализм их любимого профессора не многого
стоит; восстановить доверие студенческой аудитории ему уже, наверное, не
удастся. Ход событий в этой университетской истории предопределялся в
конечном счете противостоянием передового общественного мнения, одним из