"Константин Михайлович Станюкович. Блестящее назначение" - читать интересную книгу автора

в морскую службу для того, чтоб попасть в дальнее плаванье и увидать
роскошную природу, диковинные страны и людей. И, счастливый, что мечты его
осуществились, он через месяц принужден был отказаться от желанного плавания
- до того расстроил и напугал Петровский своим обращением с людьми и
жестокостью, и подал в отставку. Теперь молодой человек снова обрадовался и,
взволнованный от страха, что уж поздно вернуть отставку, он в тот же день
полетел хлопотать и вечером веселый вернулся с берега. Он останется и пойдет
в плавание да еще с таким капитаном, как Загарин.
- Вы вот радуетесь, и все мы радуемся, что пойдем с Виктором Иванычем.
А он-то, бедняга, кажется, недоволен, что едет! Недаром отказывался! Да
только не "выгорело" Виктору Иванычу! Не умеет он просить начальство. Не из
таких! - сочувственно говорил старший механик Биркин, и сам бывший "не из
таких".
- Отчего же Загарин отказывался? - спрашивал доктор.
- Вот подите ж... На редкость привязан к своей жене... Просто не так,
как у нас, в Кронштадте, а вроде как обезумевший. Бывают же такие мужья...
Ну да и Вера Николаевна... Я видал ее... Просто на сердце веселей, как
увидишь такую даму...
Молодой доктор серьезно заметил, что сильные привязанности иногда очень
расстраивают нервную систему... Но, по-видимому, Загарин не кажется
неврастеником.
- И не покажется... С характером человек.
Тем не менее молодой врач решил, что он будет наблюдать за капитаном и
постарается помочь ему, если нервы его будут расстроены.
На другой день в кают-компании было известно, что Загарин, из-за
необходимости расстаться с семьей, отказывался от назначения.
Эта новость не произвела на офицеров, даже и на женатых, сильного
впечатления.
Кроме старшего механика и врача, обоих холостых, все больше удивлялись,
но не сочувствовали. А мичмана, с жестокостью очень молодых людей, даже
подсмеивались над пожилым человеком, которого сумасшедшая и продолжительная
любовь к жене, - будь она хоть бы сама милая Вера Николаевна, - казалась
смешной и даже несколько унизительной для моряка.
И один из них не без задорного самодовольного хвастовства воскликнул:
- Я и сам летом врезался... Хотел было: "Исайя, ликуй"!..{420} Но как
меня назначили, господа, на "Воин" вахтенным начальником, я взял да и
скомандовал себе: "Иван Иваныч! Право на борт! Марса-фалы отдай. Поворот
оверштаг!" И, как видите, в полной памяти и в здравом рассудке... А как,
слава богу, у нас командиром Виктор Иваныч, так хоть кричи "уру", что иду на
корвете!
Через Рябкина и на баке узнали, что новый капитан "в расстройке" по
случаю его большой "приверженности" к барыне и маленькому барчуку. Кстати, и
Рябкин пожаловался, что ему очень нудно уходить из Кронштадта.
И некоторые матросы пожалели капитана, а к жалобам вестового, напротив,
отнеслись без сочувствия, точно не матросское это дело - перед людьми
изливаться в тоске по своей бабе, и не один он расстается с женой.
И кто-то сказал:
- Такие ли бывают, братец ты мой, горя и у нашего брата.