"Константин Михайлович Станюкович. Страдалец" - читать интересную книгу автора

чиновником, он скоро оставил департамент и сделался бухгалтером в банке.
Затем он выдвинулся, обратив на себя внимание финансовыми способностями, и
через несколько лет уж был директором банка. Он много работал, поднял
дивиденды банка, устраивал не одну замысловатую комбинацию, мало-помалу стал
главным воротилой и шел, казалось, верными и твердыми шагами к блестящей
будущности миллионера, как вдруг, в одно прекрасное утро, в газетах
появилось известие о крахе банка, в котором орудовал Рудницкий.
Банк рухнул, и через несколько времени Рудницкий появился на скамье
подсудимых в качестве главного действующего лица.
Обвинительный акт нарисовал довольно пикантную картину нравов и дал
недурную характеристику главного героя. Слушая обвинение, вы видели, что
этот умный, пронырливый, беспринципный человек не рассчитал всех шансов и,
воспользовавшись крупным кушем, не замел следов, по обстоятельствам от него
не зависящим, и потому, только потому, попал в объятия прокурора.
На суде он вел себя отвратительно. Озлобленный позором, злой на
неудачу, он сваливал всю вину на своих товарищей, невменяемых "божьих
младенцев", слепо веривших во всем своему вожаку, и старался разыграть роль
невинной жертвы, пострадавшей за свое доверие к людям. Как затравленный
зверь, чующий близость гибели, он прибегал к отчаянным средствам: говорил
чувствительные тирады о своем патриотизме, о святости основ, им почитаемых,
и плакал, моля о пощаде.
Ни трогательные тирады, ни слезы, ни блестящая по бесстыдству речь
адвоката не убедили присяжных. Улики были веские, виновность Рудницкого не
подлежала сомнению, и матерой зверь был затравлен. Его осудили.
В беспрерывной смене новых неосторожных грабителей, появлявшихся на
скамье подсудимых, о Рудницком скоро забыли.
Имена новых "героев" занимали публику. Лишь изредка попадалось в
газетах имя Рудницкого, как нарицательное имя.
Все это невольно припомнилось мне, когда на следующий день я шел
обедать к Петровским.


III

В то время, когда я знавал Петровского, это был один из тех
многочисленных русских интеллигентных людей, к которым как нельзя более идет
прозвище: "ни рыба ни мясо". Он был не особенно умен, но и не глуп, немножко
читал, немножко думал, особенно твердых принципов не имел, но чтил известные
традиции и слегка либеральничал при "закрытых дверях", и главным образом
стремился к покою с приличным окладом.
Он обрадовался встрече, заговорил было о прошлом, но скоро перешел к
настоящему. Провинциальная сонная жизнь видимо положила на него свой
отпечаток.
- Ну, как вы меня нашли? Порядочно я оскотинился? - спрашивал меня,
смеясь, Петровский после первых взаимных расспросов.
- Брюшко отрастили изрядное...
- Брюшко - это что!.. А я, батюшка, водку ныне могу душить в
невероятном количестве, могу до одури играть в винт и по целым неделям
ничего не читать... По именинам езжу, в видах развлечения... Уж такое здесь
сонное царство... Все вокруг располагает к мирному прозябанию... Да и чего