"Константин Михайлович Станюкович. Истинно русский человек" - читать интересную книгу автора

- А хваленая французская вежливость, про которую протрубили на весь
мир! - заговорил снова Аркадий Николаевич. - Едем мы вчера утром в конке. Я,
признаться, несколько свободно уселся - у них такие крошечные места! Так
кондуктор-каналья, вместо того, чтобы подойти и вежливо попросить, крикнул
на весь вагон, чтобы я дал другим место, да еще, обращаясь к кому-то,
прошелся на мой счет и назвал меня "grov monsieur"*. Скотина этакая! А на
железной дороге тоже! Один француз вошел в вагон первого класса, приложился
к шляпе, без церемонии снял мои вещи, положил их на сетку и уселся на
свободное место, да еще ехидно объясняет, что места в вагоне не для вещей, а
для сиденья, точно я этого и без него не понимаю! Нечего сказать,
любезность! Вот, спросите Наденьку, какая у них и любезность-то пакостная,
как с ней приказчики в магазинах говорили!
______________
* "важный господин" (франц.).

- Не стоит об этом рассказывать! - заметила Надежда Павловна с видом
оскорбленной скромности.
- Нет, ты расскажи, Наденька, какие двусмысленные комплименты отпускали
тебе эти бесстыдники в Лувре.
Признаться, я удивился, ибо никогда не слыхал подобных нареканий на
французских приказчиков, и еще в таких магазинах, как Лувр; да, по совести
говоря, никак не мог даже и предположить, чтобы у них явилось особенное
желание говорить Надежде Павловне, несмотря на ее моложавость, комплименты,
да еще "двусмысленные".
- Что же они говорили вам? - спросил я Орешникову.
- По-видимому, как будто ничего особенного... Обыкновенная приказчичья
любезность... французская манера говорить комплименты, но они при этом
смотрели так нагло в глаза, улыбались так двусмысленно, что я, кажется, уже
не молодая женщина, а краснела, как девочка... Может быть, француженкам это
и нравится, а порядочные русские женщины к этому не привыкли! - с чувством
благородного негодования сказала Надежда Павловна и прибавила тоном
горделивого превосходства: - Мы ведь не француженки, слава богу!
Я опять промолчал. Надежда Павловна так уверенно говорила, что
возражать было и напрасно, и нелюбезно. Мало ли есть дам - и преимущественно
не из особенно красивых - умеющих в самых обыкновенных взглядах видеть
покушение на роман.
- А едят-то как! - заговорил Аркадий Николаевич, - одна слава, что
подают много кушаний, а их обед не стоит наших двух блюд. У нас встал из-за
стола - и вполне доволен, даже пуговицу штанов хочется расстегнуть, а здесь?
Отобедал и хоть снова садись за стол! Супы - вода... Мясо - не знаешь сам,
какое... может быть, и настоящее, а может быть, ты собаку или кошку ешь...
Еще бы! Мясо-то у них полтора франка фунт... и приходится изворачиваться.
- А эти неприличные сцены на улицах?.. Эти бесстыдные продажные женщины
на бульварах... Их костюмы!? - вставила Надежда Павловна.
- Открытый разврат! - подтвердил и Орешников.
- И хоть бы красивые! Говорили: француженки привлекательны... Быть
может, мужчины и находят в них привлекательность, но я не нахожу... Я и
хорошеньких здесь почти не видала...
- А квартиры здешние?.. Комнаты крошечные... Темнота... Зимой холод...
Какой-то "Chouberski"{160}, вместо нашей православной печки... А эти ночные