"Константин Михайлович Станюкович. Жрецы" - читать интересную книгу автора

ироническую тираду, только бескровные, тонкие губы его чуть-чуть
перекосились да в серых глазах играла едва заметная лукавая улыбка.
- Я по опыту знаю все это, Николай Сергеевич. И от популярности в свое
время вкусил, и имел честь быть освистанным, за что, впрочем, не в
претензии, ибо свист этот много помог мне в дальнейшей жизни. А вы знаете,
за что я был освистан? - понижая голос, спросил старик.
Заречный слышал об этой давнишней истории, но из деликатности сказал,
что не знает.
- Молодым дуракам, которые теперь наверное уж сделались почтенными
дураками, не понравилось то, что я им однажды прочел на лекции. Им
показалось нелиберально, и они меня быстро разжаловали из излюбленных в
подлецы. У нас ведь так же быстро производят, как и разжалывают, в чины.
Сегодня излюбленный, а завтра подлец, и наоборот.
Найденов примолк и, когда из комнаты вышли два профессора, заговорил,
конфиденциально понижая голос:
- А все-таки позвольте мне вам дать дружеский совет, Николай Сергеич.
- Какого рода?
- Среднего, собственно говоря... Не претендуйте на плохую остроту, -
усмехнулся Найденов... - Не позволяйте аплодировать себе. Я знаю: вы умный
человек. Я понимаю: положение излюбленного обязывает. Но ведь и жалованье
остается жалованьем, а дальше ординатура, добавочные и так далее. Не так ли?
Так уж вы завтра на юбилее Косицкого не очень-то давайте волю вашему
блестящему ораторскому таланту. Сообщаю это вам к сведению.
Слова старого циника производили впечатление ударов бича, невольно
напоминая слова Риты. Но Заречный решил выслушать все до конца и сдерживал
свое негодование.
- Ну, а затем мне, кажется, пора и отбывать повинность! - продолжал
Найденов, взглядывая на часы.
Поморщившись, Найденов лениво поднялся с кресла.
Длинный, худой и прямой, с приподнятой головой, с бесстрастным,
казалось, выражением желтоватого, морщинистого, гладко выбритого лица, он в
своем вицмундире совсем не походил на профессора, а напоминал скорей
какого-нибудь значительного чиновника.
Глядя в упор пронизывающими глазами на Заречного, он самым любезным
тоном проговорил, складывая свои тонкие блеклые губы в приветливую улыбку:
- А ведь вы, Николай Сергеич, совсем редко заглядываете к бывшему
своему профессору. Это не совсем мило с вашей стороны.
Заречный был удивлен. Никогда раньше Найденов не звал к себе Николая
Сергеевича и не упрекал за редкие посещения.
- Я очень занят, Аристарх Яковлевич, да и боюсь вам помешать! -
уклончиво отвечал Заречный, несколько смущенный...
Насмешливая улыбка мелькнула в глазах Найденова.
- Я не такой занятой человек, как вы, Николай Сергеич... Меня не
разрывают на части, как вас, и, следовательно, ваша боязнь помешать мне
несколько преувеличена. Я почти всегда у себя в кабинете, любезный
коллега... Копаюсь в архивных бумажках... вот и все мое дело. Так уделите
часок вашего драгоценного времени и навестите меня на днях. Кстати, у меня к
вам и дельце есть. При свидании объясню... Хоть мы и числимся в
противоположных лагерях - вы в либералах, а я в обскурантах, - но это,
надеюсь, не послужит препоной заехать ко мне. В Европе этим не смущаются...