"Фредерик Дар. С моей-то рожей" - читать интересную книгу автора

памфлет на армию. Листая книгу, я испытывал странное ощущение, будто
встретил старого друга, образ которого, голос, манеры уже слегка стерлись в
памяти.
- О, это настоящая литература, - улыбнулся Медина. - У вас будет
возможность перечитать эту книгу...
- Не перечитать, а прочитать! - уточнил я. - Я ее написал, но никогда
не читал, даже корректуру. Подобного рода перченой прозе противопоказана
тщательная отделка! Ее выплевывают, как яд. Вы когда-нибудь встречали гадюк,
озабоченных своим ядом?
- Какой же вы необыкновенный человек!
- Необыкновенный человек, который сдохнет самой банальной смертью, уж
поверьте!
Я захлопнул книгу.
- Горячие слова, горячие мысли, которые стынут по мере того как желтеет
бумага. С чем его едят, Медина? Куда это ведет? Я всю жизнь указывал другим
людям на их слабости, непоследовательность, ненадежность, а в итоге оказался
самым слабым, непоследовательным и ненадежным из всех!
Услышав мои слова, Медина вспыхнул от возмущения. Его щеки покрылись
нездоровыми пятнами. Вырвав из моих рук книгу, он закричал:
- Это неправда, Руа! Вы не имеете права говорить подобные вещи! Людям
ничуть не меньше, чем кровать для сна, необходим кнут, который заставлял бы
их двигаться вперед!
- Глупости, Медина! Возница похоронных дрог не пользуется кнутом.
Лошади сами отлично знают дорогу на кладбище.
- Честное слово, вас как будто кастрировали!
Я чуть было не влепил ему пощечину, но сдержался, и внезапно нервное
напряжение исчезло.
- Меня не кастрировали, просто предоставили возможность поразмыслить. В
течение тринадцати лет я анализировал всю свою предшествующую писанину и
пришел к выводу, что мои книги никуда не ведут. Собственно, ничто никуда не
ведет! Едва затеплившись, жизнь переходит в смерть. Нас зовут "существами",
но мы не существуем. В этом - главное хвастовство двуногих тварей!
Медина слушал меня с нескрываемым восхищением.
- Ну да, - приговаривал он. - Ну да! Вы остались прежним, не растеряли,
несмотря ни на что, свою резкость и язвительность. Когда вы бьете себя в
грудь, то ломаете ребра! Вы можете сколько угодно стричь себе ногти, ваши
звериные когти останутся при вас!
Медина схватил белый лист бумаги и сунул мне в лицо.
- А нет ли у вас желания испачкать это чернилами?
Его глаза, почти вылезшие из орбит, горели. Я задумчиво водил кончиками
пальцев по гладкой поверхности бумаги и чувствовал, что больше не в силах
бороться с искушением. Она действовала на меня, как кровать на обессилевшего
человека.
- Итак, вы согласны?
- Да, я принимаю ваше предложение!


Часть II

1