"Захария Станку. Босой " - читать интересную книгу автора

прислонившись спиной к кирпичной печке. От печки веет теплом. А Дицу
соседские парни на соломе тискают. Там и мой брат Ион со своими приятелями -
Авендрей и Диникой.
Всякий раз, как приезжает тетушка Уцупэр, заявляется к нам и эта
ватага. И всякий раз слышишь:
- Девка Уцупэр снова тут!
Парни перемигиваются, облизывают губы. Точно меду объелись. Но у нас
меду нет. Да и у них он не водится. Мед да соленья только у бар да у
богатеев вроде Агана, Улмаза, Найдина. Да у них не только мед. У них всего
полно, хоть отбавляй.


Двое маминых детей от первого мужа, Ион и Евангелина, как-то заболели
животом. У Евангелины резались зубы. И вот она плачет день и ночь. Ей вторит
своим хныканьем Ион... Мать баюкает их в подоле юбки, чтоб у них помутилось
в голове, чтоб они умолкли и заснули глубоким, крепким сном. Но они не
засыпают. Она берет их обоих на руки - для слабых, детских еще маминых рук
держать на весу младенцев почти не под силу - и ходит с ними по бабкиному
дому. Думитраке почти все время в хлеву за скотиной присматривает, а
дедушка - в примарии, в трактире или в церкви.
Временами моросит дождь, а то и снег; в саду свистит меж яблонь ветер,
раскачивает ветви ив, разросшихся вдоль канав, колышет высокий тополиный
занавес за оградой. Ручей, что пересекает двор, теперь скован льдом.
- Баю-бай, с тобою мама, баю-бай, с тобою мама, баю-бай!..
Но Евангелина не успокаивается. Не засыпает и Ион. То и дело приходится
менять, стирать и сушить пеленки. У мамы красивые глаза, длинные и желтые,
как спелый овес, косы, тонкий стан... Вдова в семнадцать лет.
- Баю-бай, с тобою мама, баю-бай, с тобою мама, баю-бай...
У бабки в доме сухо, но она ходит как в воду опущенная. Дождь ли, снег
ли сыплет во дворе, в селе и в поле. Кажется, пеленой дождя и снега затянуло
бабкино нёбо. Нёбо во рту у бабки черное-пречерное, как у злой собаки.
- Это ты про меня, Дарие? А у самого, думаешь, не такое?
- Выходит, такое. Но ведь...
Когда наша собака Грива приносит восемь-девять щенков, мы оставляем их
на неделю, пока у них не откроются глаза. У вас разве не так? Через неделю
щенята уже смотрят. Тогда мы кладем их в корзину, выносим на завалинку и
заглядываем в пасть. Оставляем только тех, у кого черное нёбо. Вот эти,
когда вырастут, будут лаять и кусаться, надежно стеречь дом. Остальных
относим в мешке за железную дорогу, в овраг и забиваем палками. Тут уж
ничего не поделаешь!.. Грива увязывается за нами. Мы отгоняем ее камнями,
комьями земли, пинаем ногами в пустой, обвислый живот. Потом уходим. Грива
делает круг, и мы видим, как она тайком возвращается с мертвым щенком в
зубах. И таким путем перетаскивает всех обратно в конуру. Новая забота для
нас - закопать их поглубже в яму. Грива принимается искать, скребет лапами
землю, скулит то жалобно, то свирепо, воет на луну, когда есть луна, на
тучи, когда по небу бегут тучи. И наконец затихает.


- Баю-бай, с тобою мама, баю-бай, с тобою мама!..
У дедушки от жалости сжимается сердце.