"Иван Фотиевич Стаднюк. Человек не сдается " - читать интересную книгу автораблокнота из кармана, ограничиваясь наблюдением. Лоб посматривал на Маринина
с недоброй усмешкой. А когда Петр, заметив, что один сержант неправильно поставил [18] задачу ручному пулеметчику и употребил неуставную команду, поправил его и попросил взводного командира указать на это другим сержантам, Лоб резко бросил: - Не вмешивайся не в свое дело! Маринин смутился, ибо действительно не знал, правильно ли поступил. По пути в редакцию Маринин спросил: - Как будем писать? - Почему ты говоришь "будем"? - едко заметил Лоб. - Ведь тебе нечего писать - блокнот пуст. Петр с удивлением посмотрел на товарища и ничего не ответил. Придя в редакцию, он сел за работу. А через несколько часов явился к политруку Немлиенко, редактору газеты, с готовым материалом. Но редактор уже читал корреспонденцию, которую написал Лоб. Не замечая растерянности младшего политрука Маринина, Немлиенко взял его рукопись. Затаив дыхание Петр следил, как глаза редактора бегали по строчкам. Кончив читать, редактор сказал: - Ничего. Начало статьи - о подготовке к занятиям - возьмем у Лоба, а ход занятий - у Маринина... После работы Лоб подошел к столу Петра: - Идем хватим по кружке пива. Когда вышли на улицу, он спросил: - Обижаешься? - Нет, - ответил Маринин. - И правильно делаешь. Не стоит. резкость характера и внешнюю суровость, добрый, отзывчивый парень. Он все время тревожился о своей беременной жене Ане, боялся, что не успеет вовремя отвести ее в родильный дом. Петр видел Аню только мельком, когда она однажды принесла Грише в редакцию забытую дома планшетку. Запомнилось простое, полногубое, чуть курносое лицо, светлые, гладко причесанные с пробором волосы, застенчивые, добрые глаза. Несмотря на беременность, которая портила фигуру, от Ани веяло домашним уютом и располагающей простотой. Сегодня Гриша Лоб был особенно насторожен. Ждал, что вот-вот прибежит за ним соседка. Надо было бы совсем не ходить на службу, но редактор политрук [19] Немлиенко уехал в Смоленск за своей семьей, и Лоб замещал его. В маленькой комнатке-клетушке, где располагалась редакция, было жарко и накурено. В раскрытое окно, из которого виднелся широкий унылый плац между казарменными зданиями, лениво тянулся табачный дым. Лоб сидел за столом и с сердитым видом правил написанную Марининым статью. Перед ним - чугунная пепельница с горой окурков. За соседним столом - Петр. Гранки, тиснутые на длинных лоскутах бумаги, уже вычитаны, и Петру нечем заняться. Он делал вид, что снова читает корректуру, а на самом деле рассматривал фотографическую карточку, на которой был изображен он сам. Это первый фотоснимок, где Петр Маринин выглядел солидно - в командирской форме, по два кубика в петлицах, сверкающая портупея через грудь. А взгляд!.. Глаза Петра смотрели со снимка строго, с достоинством и, нечего скрывать, самодовольно. Жаль только, что волосы не успели отрасти. А без них коротко остриженная голова казалась |
|
|