"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

двигалась по стенам, наползала, резко изгибаясь, на потолок: это ходил по
комнате мрачный, подавленный отец.
Югина громыхнула жестяной печной заслонкой, и мать, было притихшая,
заскрипела кроватью.
- Юзя, - послышался ее слабый, похожий на стон голос. - Подойди ко
мне, доченька... Простимся...
Югина замерла у печи, точно слова матери были обращены не к ней.
Постояла, потом медленно повернулась к кровати, и свет лампы упал на ее
бледное, какое-то чужое лицо с расширившимися неподвижными глазами и
полуоткрытым, вздрагивающим ртом. Медлительно-робкими шагами подошла к
матери и упада на колени, будто подрубленная, закрыв лицо руками.
- Югина... - тихо и строго произнесла мать.
Павлик увидел, как она выпростала из-под свитки, которой была
накрыта, худую желтую руку и положила ее на склоненную голову Югины. Югина
тут же прильнула лицом к груди матери, и плечи ее затряслись.
Глазам Павлика почему-то сделалось горячо, а к горлу подкатил тугой
комок. Чтобы не расплакаться, он откинул с ног полу кожуха и соскользнул
на холодный земляной пол. Не замеченный никем, юркнул в сени, прикрыв за
собой дверь. Здесь постоял, прислушиваясь к невнятному гомону в хате, и,
отыскав обжигающую холодом щеколду, открыл дверь во двор.
В сени упал сноп холодного, тусклого света луны. Заснеженное подворье
искрилось, точно было усыпано крупно смолотыми звездами. Павлик, не
чувствуя, как немеют на морозе голые ножонки и как улетучивается тепло
из-под рубашки, стоял на пороге и, запрокинув голову, смотрел в пугающее
своей холодной глубиной черное небо. Казалось, оно было подковано тысячами
золотых гвоздей, шляпки которых - большие и малые - загадочно мерцали.
Павлик присмотрелся к луне и впервые заметил, что она похожа на лицо
красивой и очень доброй тетки: вон ее смеющиеся глаза, вон нос,
улыбающиеся губы. И отчего ей весело, когда ему, Павлику, хочется плакать?
Передернув от холода плечами, он, бесстыже продолжая глядеть на лицо
доброй тети, справил нужду, затем посмотрел на ставший ноздреватым у
порога снег и неохотно вернулся в хату.
- Не ходи, Павлик, босым на мороз, - сказала ему мама знакомым
строгим голосом.
Павлику показалось, что матери стало легче. Направляясь к печи, он с
надеждой посмотрел в сторону кровати и почему-то остановился. Мама
смотрела на него темными, как небо, которое он только что видел, глазами.
И лицо ее было похоже на лицо луны.
- Подойди ко мне, - улыбнулась она ему бледным, как у луны, ртом. И
от этой улыбки глазам Павлика опять сделалось горячо и опять стало трудно
дышать, а ноги не хотели сделать и шага. Словно издалека слышал он голос
матери:
- Сыночек... Я б небо тебе пригнула, если б могла... Расти без
меня... Может, и счастье найдешь... Ну, подойди, перекрещу тебя...
- Не пугай его, Марино, - хрипло и непривычно тихо проговорил отец. -
Подрастет, сам все поймет.
И Павлик, содрогаясь от душивших его рыданий, торопливо взобрался на
печь, где сушили просо перед тем, как отвезти его на крупорушку.
Глубоко зарыл в горячее просо озябшие ноги и затих, будто
придавленный тяжестью.