"Визитная карточка флота" - читать интересную книгу автора (Плотников Александр Николаевич)

Глава 3

Второй месяц работала Татьяна Русакова участковым врачом районной поликлиники. С утра принимала приходящих больных, а во второй половине дня моталась по вызовам. Домой возвращалась поздно, измученная.

Димка учился в школе с продленным днем. Устроил его туда дед, которого в школе хорошо знали и частенько приглашали проводить уроки мужества в старших классах. И вообще мать как-то очень быстро отошла у Димки на второй план, по вечерам в квартире только и слышно было: «Деда, а это куда?», «Деда, распишись в дневнике!» Дед с внуком старательно мастерили старинный парусник с башенкой на корме и маленькими пушками в два ряда по бортам. Мачты парусника Димка выстрогал собственноручно.

Спал Димка в одной постели с матерью, ворочаясь во сне и больно шпыняя ее коленками. Деду же купили кресло-кровать, которое раскладывалось к ночи, а днем умещалось в свободном углу маленькой кухни. Часто, пробудившись среди ночи, Татьяна слышала вздохи и покряхтывания отца.

Может быть, Татьяна и смирилась бы со своим, как ей казалось, незавидным существованием, если бы не произошла неожиданная встреча на платформе станции метро.

К ней быстрыми шагами подошел молодой мужчина в форме моряка торгового флота.

— Татьяна Ивановна, вы ли это? — радостно воскликнул он.

— Да, я Татьяна Юркевич, то есть Русакова, — растерянно ответила она. — Но вас, простите, не припоминаю.

— Вы приглядитесь получше, Танюша! Неужели я так сильно изменился?

— Нет, не узнаю…

— Тогда разрешите представиться: штурман дальнего плавания Борис Павлович Ролдугин!

— Неужели тот самый Борька?!

— Именно он, собственной персоной, Танюша! Можно полюбопытствовать: вы здесь проездом или в командировке?

— Я теперь живу в Москве.

— Илья, наверное, уже в министерстве здравоохранения?

— Нет, по-прежнему главный врач клиники в Куйбышеве.

— Вы живете врозь?

— Это долгая история, Борис… Павлович. А вы каким образом сменили военный флот на торговый?

— Вот эта история совсем не долгая… Вы из морской семьи и, конечно, помните, что в свое время проходило сокращение армии и флота, а профессиональные моряки становились вольными казаками. Вот и пошел сначала в сельдяной флот, а позже перебрался в сухогрузный. Правда, раза два приглашали в военкомат, предлагали вернуть погоны, но я сказал, что второго сокращения мне не перенести…

— А вот брат Андрей говорит, что нет худа без добра: зато теперь строим первоклассный флот.

— Ваш старший брат всегда был оптимистом. Нынче он небось в капразах ходит?

— Командует эскадрой кораблей. Павел — строитель на морском заводе. Сын Андрея — Игорек — военно-морское училище закончил.

— Подумать только, сколько перемен за эти годы!

— А вы, Борис, где бросили якорь? В Москве, насколько я знаю, морей нет.

— У меня как у черепахи, дом там, где я сам! Меняются только названия городов и гостиниц.

— Разве вы не женаты?

— Моряку жениться все одно что интересную книгу купить: деньги заплатишь ты, а читать станет каждый, кто заинтересуется!

— Слишком мудрено, Борис Павлович…

— Я не мудрствую, Татьяна Ивановна, я пытаюсь образно мыслить. Я ведь немного пописываю в газетах, в журналах… Вам никогда не попадалась на глаза повесть «За синими далями» некого Б. Кливерова? Нет? Жаль… Б. Кливеров — литературный псевдоним вашего покорного слуги.

— В самом деле? — искренне удивилась Татьяна. — Среди моих знакомых никогда еще не было писателей…

— Считайте, что теперь один есть! Ну хватит обо мне! Вы-то как поживаете?

— Трудами праведными, работаю участковым врачом…

— Послушайте, Танюша, чего это мы с вами стоим тут как неприкаянные? Вы не очень торопитесь? Вот и прекрасно! Давайте двинем в ЦДЛ Центральный дом литераторов, он здесь совсем недалеко. Поужинаем вдвоем и вспомним зарю туманной юности.

Идти Татьяне никуда не хотелось, но она пересилила себя и согласилась. Такие встречи выпадают не каждый день.

— Только всего на часок, Борис. Телефона у нас нет, — солгала она, папа с Димкой будут беспокоиться.

— Димка? Это ваш сын? Представляю, какой прелестный малыш!

— Обыкновенный мальчишка, уже ходит в первый класс. Хотя для каждой матери собственное дитя — свет в окошке…

Перед входом в ЦДЛ Ролдугин поправил фуражку, застегнул на все пуговицы форменное пальто.

— У меня гостевая карточка, — заискивающе улыбнулся он дежурной. — А девушка со мной.

В ресторане в этот предвечерний час посетителей было немного. Через цветные стекла оконных витражей пробрезживал лучик неяркого осеннего солнца. Официантка предложила им двухместный столик возле резной дубовой колонны, поддерживающей балкон, подала меню в потертой кожаной обложке. Борис не стал его раскрывать, все с той же робкой улыбкой попросил:

— Нам чего-нибудь повкуснее на ваш вкус. И бутылочку коньячку, если можно, армянского… Вам здесь нравится, Таня? — повернулся он к своей спутнице. Та неопределенно передернула плечами. — Чуть позже сюда привалит народ, возможно, будет кто-нибудь из знаменитостей. Хотя один уже есть, прошептал он, указывая глазами на сидящего поодаль полного мужчину с растрепанной седеющей бородой. — Вы знаете, он прославился своими чудачествами. Мне рассказывали, что однажды…

— Простите, Борис, но я не люблю сплетен, — невежливо перебила Татьяна.

— Простите… Тогда давайте о другом. Вы, конечно, позабыли, когда мы познакомились? А было это летом пятьдесят второго года. Серега Урманов и я — два свежих мичманца — пожаловали в гости к брату вашему Паше. Помню, нажали звонок, а из-за двери выпорхнуло юное создание в коротеньком платьице и с голубыми бантиками в косичках…

— В пятьдесят втором я закончила восемь классов…

— А мы с Сергеем осенью того года получили дипломы и офицерские кортики. Я свой до сих пор храню. Не захотел сдать при увольнении в запас, хотя положено было. Заплатил полную стоимость «утерянного» казенного имущества. Зато теперь меня могут привлечь за незаконное хранение холодного оружия…

— Вас, наверное, очень обидели, Борис?

— Что было, то прошло, милая Танюша. Ваш старший брат Андрей прав: не бывает худа без добра. Что бы я увидел в военном флоте? Сегодня — район «А», завтра — полигон «Б». Два лаптя по карте. Пиф-паф! Щит вдребезги, всем благодарность в приказе — вот и конец романтике! Зато теперь — дуга Большого круга, Южный крест, кокосовые пальмы и банановые рощи! Давайте выпьем, Танюша, за терпеливую сиделку — судьбу и за великого лекаря время. Простите, Таня, за бестактный вопрос: вы развелись с мужем?

— Пока только разъехались, но он предупредил меня, что развода не даст.

Ролдугин положил вилку и посмотрел на Татьяну странным оценивающим взглядом, от которого ей стало неловко.

— А как вас любил мой бедный друг Серега… Да и не он один…

— Не надо об этом, Борис. Мне такой разговор неприятен.

— Экскьюз ми, извините, Танюша. Давайте еще по одной?

— Мне достаточно. А вы не обращайте на меня внимания.

К их столику подошел молодой парень в жакете канареечного цвета и брюках-дудочках. Одной рукой он волочил за собой стул.

— Можно с вами сесть, капитан? — тоном, не допускающим возражений, спросил он.

— Конечно… пожалуйста, — растерянно пробормотал Ролдугин.

— А почему вы хотите сесть именно здесь? — холодно взглянула на пришельца Татьяна. — В зале полно свободных мест.

— А мне нравится сидеть именно здесь, — нагловато прищурился парень.

— Будьте любезны, оставьте нас в покое!

— Зачем ты так, Танюша… — подал голос Борис.

— Не вынуждайте приглашать администратора, молодой человек!

— Провинция, — насмешливо стрельнул взглядом парень и отошел к пустому соседнему столу.

— Мне пора, — чуть погодя сказала Татьяна.

— Как же? Еще горячее не подавали, — умоляюще поглядел на нее Ролдугин.

— Я не хочу есть…

Ролдугин отвез Татьяну домой на такси. Проводил до подъезда. Задержав ее руку в своей руке, воскликнул:

— Эврика! Я, кажется, знаю, как повернуть вашу судьбу к лучшему. Вы способны на отчаянный поступок?

— Допустим…

— Тогда слушайте, Танюша: у нас на судах плавает немало женщин-врачей. Рейсы по полгода, дальние страны, заморские диковины. Хотите, я помогу вам устроиться?

— Куда же я дену сына?

— Ах да, о нем я совсем забыл… Хотя он у вас уже большой парень, станет жить с дедом.

— Отцу скоро будет семьдесят.

— Он у вас крепкий старик, как смоленый канат. Можно еще взять приходящую домработницу. Заработок у вас будет приличный, хватит на все.

— Спасибо, я как-нибудь сама о себе подумаю.

— Танюша, вы не торопитесь решать… Завтра я улетаю в Калининград. Вот вам на всякий случай мой адрес. Надумаете, черкните, я вам сообщу, где и как все оформлять…

Поцеловав ей руку, Ролдугин распахнул дверь подъезда, потом долго стоял возле машины, уже в лифте она услышала громкий, как выстрел, хлопок автомобильной дверцы.

Отец, чиркая лобзиком, что-то выпиливал, сгорбясь над кухонным столом.

— Есть хочешь? — спросил он, отряхивая мятые домашние штаны.

— Я из ресторана, папа, — ответила Татьяна, проходя в комнату. Быстро раздевшись, она осторожно приподняла краешек одеяла и прижалась к теплому Димкиному тельцу. «Нет, никуда я от сыночка не уеду, в чужие руки его не отдам», — растроганно подумала она.

В конце недели Татьяне Ивановне на работу позвонил Андрей.

— Андрейчик, ты откуда звонишь? — радостно откликнулась она.

— Из одного высокого присутственного места.

— Ты в Москве?

— Разумеется…

— К нам-то когда?

— Сегодня, если позволите. Разделаюсь со служебными делами и прямиком к вам.

Аппарат на том конце провода был очень чувствительным, Татьяна услышала посторонний голос, который сказал: «Товарищ контр-адмирал, начальник штаба приглашает вас…». — «Есть!» — откликнулся Андрей.

— Так ты у нас уже адмирал! — изумилась Татьяна. — А я-то тебя по-простецки Андрейкой…

— Мы с тобой дома разберемся, что к чему… — сказал Андрей. — А пока извини, меня зовут.

Татьяна долго еще держала трубку в руке, забыв положить ее на рычаг.

По вызовам она в этот день не пошла, а ринулась в продуктовые магазины. По дороге заскочила в интернат за Димкой.

— Дядя Андрей приехал! — обрадованно закартавил сын. — А какие бывают адмиралы?

— В расшитых мундирах, в брюках с лампасами.

— Мам, что такое лампасы?

— Такие желтые полосы сбоку.

— Это как у швейцаров в гостинице?

— При чем тут швейцары? Вот придет дядя Андрей, все сам увидишь…

— Мам, ты на меня не сердись, я две пятерки получил!

— Молодец, сыночка, учись хорошо и тоже станешь когда-нибудь адмиралом.

— Нет, я хочу стать мичманом! Как деда.

— На мичмана тоже надо учиться.

— Деда меня всему научит!

Андрей приехал в девятом часу вечера, когда Татьяна уже второй раз разогревала ужин. Иван Егорович, который весь вечер простоял в коридоре, вздрагивая при каждом стуке лифта, широко распахнул дверь.

— Андрюха, сын… — И уткнулся лицом ему в шею.

— Батя, сырость ни к чему, от сырости ржавчина заводится, — ласково проговорил сын.

— Потешил ты мою старость, Андрюха… — шептал отец, трогая пальцем вышитую звезду на широком погоне сына. — Не посрамил русаковского рода.

— Постой, батя! — решительно отстранил его сын. — Не нарушай флотского ритуала.

Он принял строевую стойку и вскинул руку под козырек.

— Товарищ гвардии мичман! Представляюсь по поводу присвоения очередного воинского звания контр-адмирал!

Отец на мгновение опешил, затем тоже поднял ладонь к простоволосой голове. Лицо его стало торжественно-просветленным.

— Вот так-то, батя! — удовлетворенно воскликнул Андрей.

Из-за дедовой спины выглядывал Димка.

— Дядя Анрей, а где ваши лампасы?

— Какие лампасы? — склонился к нему гость.

— Которые как у швейцара, — пояснил племянник.

— Таких у меня нет! — засмеялся Андрей. — Зато у меня есть персональный катер! Вот приедешь в гости — прокачу с брызгами!

За ужином Иван Егорович растроганно поглядывал на старшего сына, даже пригубил рюмку за семь футов под килем и долгое сыновнее плавание. Однажды только вздохнул и высказал свои мысли вслух:

— Жаль, что Прокофий тебя не видит…

— Сережка, батя, тоже в большие командиры выходит. Скоро будет принимать лучший корабль флота.

— Верю, сын, не посрамит он памяти отцовской…

— Мой Игорь к нему под начало просится.

— И уважь парня. Сергей его худому не научит.

— Да уж придется, батя, уважить.

Андрей первым встал из-за стола и, озорно глянув на Татьяну, предложил:

— А что, сеструха, двинем-ка мы с тобой на свежий воздух. Покажешь мне вечернюю Москву.

— Балакайте здесь, я мешать не буду, на кухню к себе пойду, — мудро глянув на него, сказал Иван Егорович.

— Да что ты, у нас от тебя секретов нет! Хочешь, прогуляемся втроем?

— Ноги у меня не те, чтобы за вами поспешать…

— Тогда позволь нам с Танюшкой.

— Воля ваша, гуляйте хоть до зорьки.

— Мы всего на часок, батя!

Вечер был тихим и теплым. Над крышами домов катилось желтое лунное колесо. В обвале лунного света бледными мазками застыли неоновые уличные фонари. Едва ощутимый ветерок нес влажную речную свежесть.

Брат с сестрой молча пересекли дремлющий парк Речного вокзала, вышли на берег Химкинского водохранилища, остановились на невысоком взлобке. Смотрели, как по темно-серебристой глади воды медленно двигался буксирный караван, подмигивая цветными огнями.

— Ну что, сестра, — первым нарушил молчание Андрей, — рассказывай, что у тебя стряслось…

— Никакого землетрясения не было, — желчно усмехнулась Татьяна. Обычная житейская история: жена ушла от нелюбимого мужа.

— Нелюбимого, говоришь? — резко вскинул голову Андрей. — А не ты ли когда-то заявляла, что жить без него не можешь? Забыла тот наш семейный совет?

— Ну и что из того? В ту пору жить без него не могла, а теперь с ним мне тошно. Разлюбила — и все тут!

— Убедительная логика: полюбила — выскочила замуж, разлюбила развелась. Словно в куклы поиграла. Ты мне, старшему брату, честно скажи, что у вас с ним получилось. Зазнался твой Илья, пренебрегать тобою стал?

— Если бы дело было только в этом, Андрей! Разве можно о таком рассказать словами? Такое бывает по велению души, когда человек вступает в пору переоценки ценностей…

— Складно говорить ты всегда умела, сестра. Только у человека есть голова на плечах, чтобы контролировать свои поступки. Есть элементарные обязанности перед близкими, общественное мнение, наконец…

— Ты бы никогда не поступил по велению души! Ты у нас ортодокс! Ходячая мораль! В твоей голове никогда не бывало грешных мыслей!

— Ты права, сестра, я всю жизнь исповедую одну веру, название которой — порядочность.

— Не та ли, что именуется ханжеством?

— На этот раз ты заблуждаешься. Я никогда не был ханжой, зато всегда был принципиальным противником легкомыслия. В твоем же поступке подобный факт трудно отрицать…

— Ты же должен быть психологом, Андрей! Столько лет воспитываешь своих матросов! Неужто не понимаешь, что в моей жизни наступил такой отчаянный момент, что притворяться любящей, лгать самой себе стало противно!

— Ладно, поступай как знаешь, только я советую тебе хорошенько подумать…

— Пошли домой, Андрей, — зябко передернула плечами Татьяна. — Я продрогла насквозь…

Андрей Иванович еще дважды наведывался в Москву и каждый раз возвращался к прежнему разговору с сестрой. Проводив брата из последней командировки, Татьяна закрылась на ключ в своем врачебном кабинете и написала письмо в Калининград штурману Ролдугину.