"Мюриэл Спарк. Передел" - читать интересную книгу автора

поклонение Диане в Неми уходит корнями в необозримое мифологическое детство
человечества. Что же касается предков Хьюберта...
Но, помня о том, что в соседнем доме разговор становится все
откровеннее и интереснее, что Лауро многозначительно помалкивает в своем
углу, а Мэри, светясь калифорнийским загаром, васильковыми глазами и
белоснежными зубами, уже несколько раз успела повторить недавнее изречение
Мэгги: "Богиня Диана Немийская с почтением просит своего родственника,
господина Хьюберта Мэлиндейна, принять участие в Охотничьем балу, который
будет проводиться здесь, в Неми", - помня обо всем этом, присмотримся к
Хьюберту повнимательнее.
Хьюберт тем временем, посмотрев, как Паулина Фин моет тарелки, вынес
кофе на террасу.
- В моем возрасте, - заявил он, - не стоит пить кофе на ночь. Но, если
честно, думать о том, чего не стоит, невыносимо. Всему должен быть предел.
- Понимаю, - ответила Паулина, глядя через его плечо на изумительной
красоты озеро.
- Мисс Фин, - сказал Хьюберт, - я решился. Я не покину этот дом.
В декабре семьдесят второго года, вскоре после развода Мэгги, он сбрил
бороду. Неделю спустя, уже в январе, узнав, что она вышла замуж за
какого-то маркиза с севера страны, он сбрил и усы. Тогда Хьюберт не
связывал эти поступки с Мэгги. Однако это как-то отражало его реакцию или,
что более вероятно, подготовку к чему-то. Возможно, к какому-то испытанию,
которое требует сбривания волос.
Теперь он выглядел моложе. Паулина Фин, которую он нанял в феврале,
никогда не видела своего работодателя с бородой и усами и описала его
лучшей подруге, еще одной англичанке, работавшей в Риме, как "смазливчика".
Хьюберту исполнилось сорок пять. "Смазливчиком" он был не всегда.
Иногда, отправляясь в Рим, чтобы пройтись по магазинам и пообедать с
подружкой, Паулина обзывала его "слегка голубоватым". Как бы то ни было,
Хьюберт, без сомнения, выглядел неплохо, особенно в страдании. Держаться в
форме помогала паника, охватывавшая его, когда он начинал толстеть.
Экстренные меры, которые Хьюберт тут же начинал предпринимать, обычно
состояли из полного поста продолжительностью в несколько дней, самое
большее - в дюжину. Таким образом он быстро доводил себя до истощения и
преспокойно начинал снова набирать вес, не стесняясь в блюдах и напитках.
Хьюберту не раз говорили, что столь изуверским способом он успешно себя
доконает, но этого так и не произошло. Большая часть его сознательной жизни
состояла из приступов подобной паники, в перерывах между которыми он
предавался грезам, брюзжал или подолгу и со вкусом наслаждался жизнью.
Сейчас один из таких перерывов подходил к концу, чем и объяснялась особая
одухотворенность встревоженного лица Хьюберта. Он был смуглым и
голубоглазым. По отдельности его черты ничего особенного не представляли,
однако лицо и осанка производили впечатление. Впрочем, обычно Хьюберт не
придавал значения своим внешним достоинствам.
Дом с лучшим видом в округе был богато обставлен. Спустя год после
постройки он все еще блистал новизной. Новым был даже антиквариат. Мзгги
перевезла из своих поднебесных апартаментов на востоке Манхэттена
невероятное количество старинной мебели и столько же картин. Гостиную
украшали шесть стульев времен Людовика XIV. Сейчас стульев было пять, а
шестой недавно отправился в Рим, в очень неплохую мастерскую на