"Соня Сойер-Джонс. Крыса-любовь " - читать интересную книгу автора - Вот уж чего Гордон терпеть не может, - позже сказал Арт Марселю, -
так это пропущенных звонков. Ну и почему все лавры достались доктору? Ведь это я на другом конце города упрямо тыкала в кнопочки. Гордон был моей зацепкой для серии статей "Умом и сердцем", и в тот день у нас была назначена встреча. Жаль, никто не позвонил моему отцу, когда у него случился инфаркт. Но в те дни еще не знали мобильников, а в театре округа Чатсвуд, на сцене которого отец потерял сознание, имелся один- единственный телефон, в кассе. И кто-то висел на проводе все то время, что утекала папина жизнь. К тому же со звонком в "скорую помощь" вышла путаница. Таня Чан, девятнадцатилетняя воспитательница, игравшая графиню Бабетту (и сиделку), пыталась туда дозвониться, но так и не смогла. Позже выяснилось, что она набирала 911 вместо трех нулей. (Насмотрелась американских сериалов про "телефон спасения", не иначе.) - По телевизору всегда звонят девять- один- один! - рыдала она потом, дергая себя за локоны завитого сценического парика. - Откуда мне знать, что у нас не такой номер, как в Штатах! По телику-то не говорили! А вы знали?.. Все происходящее сильно отдавало дурным фарсом. Что очень символично - ведь в момент приступа отец как раз проводил генеральную репетицию "Доктора и графини", фривольной французской комедии. Я помню все до мелочей. Я почти забыла, как выглядел отец при жизни, но предельно ясно помню его смерть. Актеры уложили его на бутафорскую кровать с пологом. Над ним склонился врач, точь-в-точь как над Гордоном в кафе "Pain et Beurre". Но, увы, папин врач, доктор Пьер Ротшильд, с почтенной седой бородой и в цилиндре, в миру был бухгалтером по имени Джим Флэтмен. папе на грудь. Но что может бухгалтер знать об искусственном дыхании? - Хотел ведь, всю жизнь хотел пойти на курсы первой помощи! - стонал он после и бил себя в грудь. - Но увяз в налоговом законодательстве. Правительство само не знает, что творит. Каждую неделю новые законы и поправки! Мне было десять лет, и незадолго до того я с похвальной грамотой закончила курсы Красного Креста при нашей школе. Неделю напролет я зажимала нос моей подруге Элисон Ричардсон, дула ей в рот и давила на грудь. Поэтому я поняла, что мистер Флэтмен делает что-то не так. Я только не могла сообразить, что именно. Я думала об одном: фальшивый доктор порвал папину любимую рубашку, чтобы добраться до его груди, и папа страшно расстроится. Рубашка была фланелевая, в красную клетку, с большим карманом. Я хотела что-то сказать. Я пыталась, но слова не шли. Папино сердце совсем не билось, зато мое колотилось вдвое чаще, чем нужно. Потом я поняла, что воздух, который мистер Флэтмен вдувает в папу, тут же выходит обратно. Но было уже поздно. Мистер Флэтмен попросту забыл зажать папе нос. Только и всего. Гордону Стори повезло больше, чем моему отцу. У него был не только настоящий врач, но и телефонная поддержка. Официантка точно знала номер "скорой помощи". Я тоже делала свое дело: не покладая пальца жала на автодозвон. Я вызывала Гордона по мобильной связи. Вызывала из небытия. Я названивала с работы, потому что посеяла адрес его "Школы Решительного Шага", который нацарапала на каком-то клочке. Мы с Гордоном должны были встретиться в два часа. |
|
|