"Юрий Вячеславович Сотник. Хвостик (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

гримом Пелагеи Егоровны ребята узнавали девятиклассницу Соню Клочкову, и
сквозь облик бедного приказчика Мити просвечивал лучший школьный
волейболист Митя Чумов. А вот Володя Иванов как будто совсем исчез.
Хороший был грим: парик с жалкими седыми вихорками, не менее жалкая
бороденка, красноватый нос и землистого цвета щеки... Хорош был и костюм:
халат не халат, шинель не шинель, куцые и узкие брючки да стоптанные
опорки. Однако не в костюме и не в гриме было дело. В походке, в которой
чувствовалась едва уловимая нетвердость, в шутовских, размашистых жестах,
за которыми вместе с тем ощущалась слабость, в голосе, вызывающем и
одновременно старчески дребезжащем, так много было убедительного,
подлинного, что зал весело зааплодировал, засмеялся.
Однако смех скоро утих. Начался словесный поединок Любима Карпыча с
Коршуновым. И вот что мне понравилось. В этой сцене старый озорник сыплет
прибаутками, кривляется; будь у Володи чуточку поменьше такта, зрители
продолжали бы потешаться над Любимом. Но чем дальше шла сцена, тем
серьезнее звучали прибаутки Торцова, тем меньше смеялись зрители, тем
большей симпатией они проникались к полупьяному горемыке, изобличавшему
сластолюбивого богача.
- Послушайте, люди добрые! Обижают Любима Торцова, гонят его. А чем
он не гость? За что меня гонят? Я не чисто одет, так у меня на совести
чисто. Я не Коршунов: я бедных не грабил, чужого веку не заедал...
Зал притих. Я покосился на Лидочку. Она застыла, подавшись вперед,
вцепившись руками в коленки, и глаза ее были широко открыты. Когда же
"озорник" воскликнул: "Вот теперь я сам пойду! Шире дорогу - Любим Торцов
идет!" - зрители захлопали так дружно, что на меня с потолка соринки
посыпались.
Это был немалый успех Володи, но настоящий триумф оказался впереди.
Поссорившись с Коршуновым, Гордей Карпыч назло богачу решил отдать дочку
за бедняка Митю, но потом снова заартачился. На сцене опять появился
Любим Торцов.
- Брат, - произнес он, опустившись на колени, - отдай Любушку за
Митю - он мне угол даст. Назябся уж я, наголодался.
Эти слова были сказаны таким тоном, что весь зал оцепенел.
- Лета мои прошли, - чуть слышно, в мертвой тишине продолжал Любим
Торцов, - тяжело уж мне паясничать на морозе-то из-за куска хлеба; хоть
под старость-то да честно пожить.
Я услышал, как кто-то хлюпает носом. Это была Лидочка. Она не
отрываясь смотрела на сцену, крутила пуговку возле воротника и часто
моргала.
Гордей Карпыч раскаялся, Любим Карпыч запел свадебную песню, и
коричневые полотнища стали судорожно рваться друг к другу, закрывая
сцену.
Зрители повскакали с мест. Артисты, взявшись за руки, выходили
раскланиваться раз, другой, третий... пятый... Наконец они ушли с явным
намерением больше не появляться, а зрители продолжали хлопать перед
закрытым занавесом.
И вдруг кто-то громко выкрикнул:
- Любима Торцова!
- Торцова! Любима-а! - подхватил сразу весь зал.
- Любима-а! - звонким, высоким голосом закричала Лидочка.