"Высокая вода" - читать интересную книгу автора (Леон Донна)Глава 15Когда Брунетти через пятнадцать минут выходил из квестуры, на нем были сапоги, а в руках зонтик. Он пошел влево, по направлению к Риальто, но потом повернул направо, и внезапно опять налево, и вскоре обнаружил, что спускается с моста на площадь Санта-Мария-Формоза. Прямо перед ним возвышался с незапамятных времен пустующий дворец Приули – главный предмет отвратительной тяжбы, разгоревшейся вокруг завещания. Пока наследники и псевдонаследники боролись за обладание им, дворец целеустремленно ветшал, не озабочиваясь никакими правами, притязаниями и законами. Длинные потеки ржавчины струились по каменным стенам от железных решеток, пытавшихся защитить его от незаконных вторжений, а крыша проваливалась и проседала, являя тут и там трещины, позволяя любопытному солнцу заглядывать на чердак, закрытый много лет. Брунетти-мечтатель часто думал, что дворец Приули был бы идеальным местом для заточения сумасшедшей тетушки, непокорной жены или несговорчивой наследницы, и в то же время, как трезвый и практичный венецианец, он видел в нем великолепное пустующее помещение и разглядывал окна, разделяя пространство за ними на квартиры, офисы и cтудии. Лавка Мурино, как он смутно помнил, находилась на северной стороне площади, между пиццерией и магазином масок. Пиццерия была закрыта в межсезонье, ожидая возвращения туристов, но и магазин масок, и антикварная лавка были открыты, их огни ярко горели сквозь февральский дождь. Брунетти открыл дверь в лавку. Где-то в глубине за парой узорчатых бархатных занавесок, висевших у дверей во внутренние комнаты, прозвенел колокольчик. Торговый зал был наполнен приглушенным блеском богатства, богатства векового и прочного. Вниманию покупателей предлагалось всего несколько предметов, но каких!. У задней стены cтоял ореховый сервант с пятью выдвижными ящиками слева, отполированный до сверкания веками заботливого ухода. Вплотную к нему был придвинут длинный дубовый обеденный стол, вокруг которого, возможно, собиралась когда-то набожная cемья. Он тоже был начищен до сияния, но никто даже не пытался замаскировать или удалить имевшиеся на нем зазубрины и пятна. У его ножек припали к земле два мраморных льва с некогда угрожающими оскалами. Но их зубы стерлись от времени, черты смягчились, так что теперь они встречали врагов скорее зевком, чем рыком. – – Из-за гардины появилась рука и отодвинула ее. Человек, ступивший в комнату, оказался именно тем, кого ему показали – он забыл, кто – как торговца антиквариатом с Санта-Мария-Формоза. Мурино был коротышкой, как многие южане, и его черные блестящие волосы ореолом крупных колечек ниспадали до ворота. Он был смуглый, с гладкой кожей, с мелкими правильными чертами. Нарушали эту гармонию средиземноморской красоты светлые глаза цвета зеленого опала. Хотя они взирали на мир из-за круглых золотых очков и были затенены ресницами столь же длинными, сколь и черными, ясность их сразу же привлекала к себе внимание. Французы, по сведениям Брунетти, много веков назад завоевывали Неаполь, но их вкладом в местную генетику были рыжие волосы, иногда встречающиеся в городе, а не такие прозрачные нордические глаза. – Синьор Мурино? – спросил он, протягивая руку. – Да, – ответил торговец антиквариатом, принимая руку Брунетти и крепко отвечая на пожатие. – Я Гвидо Брунетти, комиссар полиции. Я бы хотел перемолвиться с вами несколькими словами. На лице Мурино сохранялось выражение вежливого любопытства. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов о вашем партнере. Или мне следовало сказать: покойном партнере? Брунетти смотрел, как Мурино переваривает эту информацию и решает, каков должен быть ответ. Все это заняло несколько секунд, но Брунетти наблюдал за такими внутренними процессами десятилетиями и научился в них разбираться. У людей, которым он представлялся, обычно имелся целый набор подходящих к случаю реакций, и его работа, в частности, заключалась в том, чтобы наблюдать, как они перебирают их в уме, ища наиболее правильную. Удивление? Страх? Непонимание? Любопытство? Он смотрел, как Мурино прикидывает, как он рассматривает и отвергает разные варианты. Очевидно, он остановился на последнем. – Да? И что бы вы хотели узнать, комиссар? – Его улыбка была вежливой, тон дружеским. Он опустил глаза и увидел зонтик Брунетти. – О, позвольте, я заберу его, – сказал он, стараясь казаться более озабоченным неудобствами Брунетти, чем любыми повреждениями, которые капающая вода могла бы нанести его полу. Он сунул зонтик в расписанную цветами фарфоровую подставку для зонтиков, стоявшую у двери, и обернулся к Брунетти. – Могу ли я взять ваше пальто? Брунетти понял, что Мурино старается задать тон их разговору, и тон, к которому он стремится, – дружеский и мягкий, словесная демонстрация его невинности. – Спасибо, не беспокойтесь, – ответил Брунетти, задавая свой собственный тон. – Не могли бы вы мне рассказать, как долго он был вашим партнером по бизнесу? Мурино не подал виду, что заметил эту борьбу за лидерство. – Пять лет, – ответил он, – с тех пор, как я открыл эту лавку. – А как насчет вашего магазина в Милане? Это партнерство распространялось на него? – О нет. Это разные предприятия. Он был партнером только в этом магазине. – А как вышло, что он стал партнером? – Да вы знаете, как это выходит. Земля слухами полнится. – Нет, боюсь, что не знаю, синьор Мурино. Как он стал вашим партнером? Улыбка Мурино не утратила непринужденности, он не желал замечать грубость Брунетти. – Когда у меня появилась возможность арендовать это место, я связался с несколькими своими друзьями здесь, в городе, и попытался занять у них денег. Большая часть моего капитала была помещена в миланскую лавку, а рынок антиквариата был в то время на спаде. – И вы все же хотели открыть второй магазин? Улыбка Мурино была ангельской. – Я надеялся на будущее. Люди могут перестать покупать временно, но это всегда кончается, красивые вещи всегда будут покупать. Если бы Мурино был женщиной, Брунетти сказал бы, что он напрашивается на комплимент, подбивает Брунетти повосхищаться предметами в лавке, чтобы таким образом разрядить возникшее напряжение. – Был ли вознагражден ваш оптимизм, синьор Мурино? – О, не жалуюсь. – А ваш партнер? Как случилось, что он узнал о вашем желании призанять денег? – О, слухами земля полнится. Шила в мешке не утаишь. – Очевидно, более пространного объяснения синьор Мурино давать не собирался. – И вот он явился, с деньгами в руках, прося принять его в долю? Мурино подошел к свадебному сундуку эпохи Возрождения и вытер след пальца носовым платком. Он нагнулся, чтобы осмотреть поверхность сундука, и еще раз потер пятно, пока оно не пропало. Он сложил носовой платок аккуратным прямоугольником, убрал его в карман пиджака и оперся о край сундука. – Да, полагаю, можно сказать и так. – А что он получил в обмен на свои инвестиции? – Пятьдесят процентов прибыли в течение десяти лет. – А кто ведет учет? – У нас есть бухгалтер, который все это делает для нас. – Кто закупает товар для магазина? – Я. – А кто торгует? – Я. Или моя дочь. Она работает здесь два дня в неделю. – Значит, вы и ваша дочь знаете, что куплено и почем, и что продано и по какой цене? – У меня есть квитанции на все приобретения и продажи, Брунетти на секунду задумался, нужно ли объяснять Мурино, что в Италии у всех на все есть квитанции и что эти бумажки имеют только тот смысл, что позволяют уходить от налогов. Ведь не нужно объяснять, что дождь падает с неба на землю или что деревья цветут весной. Значит, не нужно объяснять, что существуют налоговые махинации, особенно торговцу антиквариатом, тем более неаполитанскому торговцу антиквариатом. – Да, я уверен, что они у вас есть, синьор Мурино, – сказал Брунетти и сменил тему. – Когда вы его видели в последний раз? Мурино явно ожидал этого вопроса, поскольку ответ последовал незамедлительно. – Две недели назад. Мы встречались за выпивкой, и я рассказывал ему, что планирую в конце месяца поехать в Ломбардию за товаром. Я сказал ему, что хочу закрыть лавку на неделю, и спросил, не будет ли он возражать. – А он что? – Совершенно не возражал. – А что ваша дочь? – Она занята, готовится к экзаменам. Она учится на юриста. А ведь бывают дни, когда никто не заходит в лавку. Так что я подумал, что сейчас самое подходящее время, чтобы закрыться ненадолго. Надо еще выполнить кое-какие работы. – Какого рода? – У нас есть задняя дверь, выходящая на канал, и она слетела с петель. Так что если мы хотим ею пользоваться, надо менять всю раму, – сказал он, указывая в сторону бархатных занавесок. – Хотите посмотреть? – Нет, спасибо, – ответил Брунетти. – Синьор Мурино, вам никогда не приходило в голову, что у вашего партнера мог возникать очевидный конфликт интересов? Мурино улыбнулся с любопытством. – Боюсь, я не понимаю. – Тогда я попробую объяснить. Его официальный пост мог помогать ему, скажем так, действовать в ваших обоюдных личных интересах. – Я должен извиниться, но я по-прежнему не понимаю, что вы имеете в виду. – Улыбка Мурино была бы к лицу любому ангелу. Брунетти пояснил: – Например, вызывая вас в качестве консультанта или узнавая, что какие-то предметы или коллекции выставляются на продажу. Или рекомендуя эту лавку людям, ищущим что-то определенное. – Нет, мне это не приходило в голову. – А вашему партнеру? Мурино извлек свой носовой платок, наклонился и стал оттирать очередное пятно. Когда он был удовлетворен чистотой поверхности, то сказал: – Я был его партнером по бизнесу, комиссар, а не исповедником. Боюсь, на этот вопрос мог ответить только он. – Но это, увы, невозможно. Мурино грустно покачал головой: – Да, это невозможно. – Что теперь будет с его долей? Лицо Мурино выражало лишь изумленную невинность. – О, я продолжу делить прибыли с его вдовой. – А вы с дочерью будете по-прежнему покупать и продавать? Мурино задержался с ответом, но когда ответ прозвучал, он был не более чем признанием очевидного. – Да, конечно. – Конечно, – повторил Брунетти, хотя совсем с другой интонацией и с другим значением. На лице Мурино внезапно появилось гневное выражение, но прежде чем он заговорил, Брунетти сказал: – Спасибо, что уделили мне время, синьор Мурино. Надеюсь, ваше путешествие по Ломбардии будет успешным. Мурино оттолкнулся от сундука и пошел к двери, чтобы вернуть Брунетти зонтик. Он взял его за еще сырую ткань и протянул комиссару ручкой вперед. Потом открыл дверь и вежливо придержал ее для Брунетти, потом тихо закрыл ее за ним. Брунетти стоял под дождем и пытался открыть зонтик. Когда это удалось, внезапный порыв ветра попытался вырвать его у комиссара из рук, но он усилил хватку и повернул к дому. За все время беседы ни один из них не произнес фамилию «Семенцато». |
||
|