"Нина Соротокина. Закон парности ("Гардемарины, вперед!", книга 4)" - читать интересную книгу автора

ей - не сахарная, не растает.
Но мысли эти хороши в чистом, академическом виде, то есть вдали от
девицы, а когда она сидит напротив, скосив глаза в окно, и кутает цыплячью
свою шейку в кисейный платочек, а в лице, украшенном только очками, полное
отсутствие свойственного этому полу кокетства, а в уголке надутых губ
взрослая, словно непосильными страданиями Намеченная складочка... то так ее
становится жалко, что против воли в мозг неторопливой совой впархивает
мудрая мысль, вернее вопрос: не послать ли все к чертовой матери и не
повернуть ли лошадей назад, в Петербург? Право слово, справятся они с
Сакромозо и без этой птахи. А если Тайная канцелярия и пронюхала что-либо,
то ведь можно девицу от них спрятать...
Но лошади летели, Кенигсберг приближался. Где уж нам жить по мудрым-то
мыслям? Мы уж по пути долга будем длить судьбу свою. А девиц чего жалеть? У
них вся жизнь в мечтах. Вот уже и скорбь куда-то улетучилась, уже и
улыбается...
Мелитриса не замечала пристального взгляда своего попутчика. По мере
удаления от Петербурга тяжесть, теснившая душу ее подобно гробовой плите,
истончалась, готова вскорости и вовсе исчезнуть. Девушка уже забыла, что на
ней лежит страшное обвинение в отравлении государыни. Господи, да разве не
понятно этим взрослым мужам, какой все это вздор, небывальщина? Для нее
сейчас то реальность, что едут они в город, в коем обретается ее опекун -
светлый князь Никита Оленев. Ах, как приятно думать об их встрече...
Кенигсберг встретил их теплым дождем, промытыми мостовыми и
непривычными запахами, которые принес с моря ветер. А апартаменты в
гостинице, видимо, были уже сняты, Лядащев уверенно назвал адрес. Гостиница
была не из известных, да и район оставлял желать лучшего, потому что сколько
ни расспрашивали местных жителей, никто не мог объяснить, где находится
"Синий осел". Однако, когда диковинное животное, изображенное на вывеске
гостиницы, было, наконец, обнаружено, выяснилось, что и улица недурна, и дом
красив, и хозяин весьма похож на приличного человека, только толстоват,
пожалуй, и усы крашеные. Путешественникам предоставили апартаменты на первом
этаже: большая комната для барышни, проходная поменьше - для дуэньи,
напротив по коридору комната для господина. Окна в комнате Мелитрисы
выходили в небольшой, чистенький садик. Наверное, это стоило кучу денег!
В первый же вечер Василий Федорович исчез, к ужину не явился. Ели без
него в комнате Мелитрисы. На пожелание пойти ужинать в общую залу Фаина
ответила категорическим отказом. На следующий день Лядащев явился только к
вечеру, был он весел, оживлен, всем доволен. В руках у него был огромный,
как сундук, пакет в яркой обертковой бумаге.
- Распакуй,- сказал он Фаине.- Это платья для барышни. Фрейлина Их
Императорского Величества с точки зрения немца должна быть великолепно
одета,- он улыбнулся Мелитрисе, приглашая ее ознакомиться с обновами.
Платья были великолепны. Первое, бирюзового шелка с оборками а-ля
полонез и юбкой из модного петинета, второе платье-колокол, затканное
золотой нитью, подходило более для дамы, чем для девицы;
без всякой примерки было видно, что оно будет Мелитрисе великовато. К
нарядам прилагались перчатки до локтя и два зонта - подсолнечника.
Фаина только ахнула от такой красоты, а Мелитриса скользнула по ним
рассеянным взглядом, провела пальцем по золотой тесьме - жесткая, как
наждак.