"Нина Соротокина. Закон парности ("Гардемарины, вперед!", книга 4)" - читать интересную книгу автора

словом, ни жестом, а потом, сославшись на головную боль, быстро ушла в свою
комнату.
Услышанное потрясло девушку. То, что ее судьба тоже соприкасается с
Сакромозо, казалось ей чудом и знаком небес. Весь последующий день она
провела в кресле у окна. Фаина была уверена, что ночью Мелитриса вообще не
ложилась, разобранная постель была не смята, а ночная сорочка, которую она
собственноручно повесила на спинку стула, встретила утро на том же самом
месте.
Как уже упоминалось, окно из комнаты Мелитрисы выходило в сад. Если
смотреть прямо перед собой, то видны бузина с зелеными плодами и яблони без
плодов, немного наискосок многоствольная рябина с пушистой кроной, если
нагнуть голову, то виден кусок стены дома на противоположной стороне улицы и
дверь с фасонным крыльцом. Вот и весь пейзаж. Просто удивительно, сколь
подробно, многогранно и ярко запечатлелась в голове ее эта немецкая
картинка.
Говорят, что рисунок дерева сложнее, чем человеческое лицо. Лица могут
повторяться какими-то чертами, у близнецов лица совсем похожи, деревья -
неповторяемы. Были бы князь Никита и Сакромозо, скажем, две рябины мужского
пола, их бы никто не перепутал, особенно сзади. И князь Никита не попал бы
из-за этой путаницы в темницу. Бедный князь! Как это ужасно! Ужасно- ей, не
ему. Теперь она знает, что у нее не одна, а две соперницы. С венецианской
Lарией легко совладать, она далеко, а вот с великой княгиней... Екатерина
станет императрицей... конечно, конечно... Она как дуб женского рода, а
Мелитриса кто? - только трава у ее ног.
Как трава и цвет беззащитны перед ветром, мотает их туда-сюда и так
весь день. Нет, она не трава... Будь она травой, то стояла бы перед
переводчиком Цейхелем и качалась из стороны в сторону... как глупо! А
Цейхель не может быть похож на князя Никиту ни спереди, ни сзади, у него шея
короче и ноги толще в икрах. Правда, в сапогах можно их перепутать. Ах,
князь, почему вы так плохо ищете меня?
Лядащев по обыкновению весь день отсутствовал, а вечером, узнав у Фаины
о настроении Мелитрисы, предложил ей неожиданно прогулку по городу.
- Поехали... Зачем киснуть? Посмотрим ратушу, университет, собор. Это
красиво. Одно условие - не выходить из кареты.
Мелитриса не возражала. Стали собираться. Уже когда девушка была одета
для прогулки и причесана подобающим образом, обнаружилось, что куда-то
запропастились ее любимые уличные башмаки. Лядащев торопил, Мелитриса
злилась, а Фаина препиралась со служанкой. Та на все отвечала длинными
трескучими фразами, суть которых сводилась к тому, что она не сторож чужим
башмакам, что русские очень безалаберны, а в своей неаккуратности потом
винят бедных немецких девушек.
- Придется надеть секретные туфли,- сетуя, сказала Фаина.
Однако и секретных не было на месте, Фаина искала с великой
прилежностью, перерыла весь дом, вернее, две их комнаты, не так уж много
было мест, куда они могли спрятаться. Новый плевал попреков, и те же длинные
немецкие фразы в ответ. Служанка даже всплакнула, прикрывая фартуком
совершенно сухие глаза.
Поехали в темно-синих, замшевых, с золотым тиснением на носках. Это
были самые дорогие, бальные туфли. Прогулка не была плохой, но и хорошей ее
нельзя было назвать. Во-первых, она слишком быстро кончилась. И потом, был