"С.П.Сомтоу. Внеземная ересь" - читать интересную книгу автора

дня, когда дверь подземной темницы со скрипом отворилась, и на пороге
появился мой Гийом.
- Вмешиваться в дела церкви запрещено! - заорал брат Пьер, накинув плащ
на монстра. Но я знал, что Гийом уже успел все увидеть.
- Отец мой, - начал он, - я пришел, как мне было ведено, чтобы
подвергнуться операции.
Последовало мертвенное молчание. Монстр, укрытый плащом, трепетал и
дергался. Гийом поднял взгляд к потолку, откуда все еще свисало несколько
пар вырванных рук. Плащ сполз с лица узника, и все мы смогли увидеть его
широко раскрытые глаза. Гийом уставился на меня, протестующе вскинул руки,
но я тихо спросил:
- Что мне делать, Гийом? Он ни в чем не сознается.
- Отец мой, вам следовало бы спросить меня. Я знаю, что заставит его
признаться.
- Видишь ли, дитя мое, на этот счет существует строжайшее предписание
Его Святейшества. Отклонение от изложенных в нем правил означает риск
вечного проклятия. Предоставь все нам. А сейчас поднимайся наверх, к свету.
Поговорим о твоей операции и о твоем будущем позднее. Забудь о том, что
видел.
- Но, отец мой, мать говорит, будто вы знаете цирюльника, опытного в
обращении с ножом. Вроде бы он может проделать все, не причинив лишней боли
и страданий. Кто он?
- Я, - ответил Жан Палач, который предпочел бы называться в идеальном
мире Жаном Цирюльником, и приветственно распростер руки, с которых капала
зеленая слизь еретика.
Палач, разумеется, не привез с собой специального ножа для оскопления.
В нашем распоряжении был лишь тот, которым еще сегодня резали лук-порей на
кухне замка.
Я хотел, чтобы оскопление совершилось в комнате, расположенной как
можно дальше от убожества прежней жизни Гийома. Крестьяне отводили глаза,
когда я потребовал привести в порядок спальню маршала и велел постелить
чистое белье и положить подушки, набитые гусиным пухом, но никто не посмел
спорить, ибо я представлял церковь, а в настоящий момент замок находился под
ее юрисдикцией.
Я приказал собрать побольше хвороста для камина и посоветовал Жану
Цирюльнику вымыться, дабы мой сын не увидел пятен зеленой слизи на его лице
и руках.
Гийом ужасно боялся. Нам пришлось держать его: мне - за руки, брату
Паоло - за ноги. Я даже сунул мальчику в рот палочку и велел покрепче
прикусить, чтобы не закричать от боли. Я не мог смотреть ему в глаза, не мог
видеть ужаса, который сам же и навлек на несчастного.
Мне казалось, этот кошмар никогда не кончится...
- Можете отпустить его, - скомандовал наконец цирюльник. - Дело
сделано.
Я понял, что по-прежнему крепко сжимаю руки парнишки, и расслабился, но
он цеплялся за меня и бормотал:
- Папа, папа...
Я хотел что-то ответить, но мой мальчик потерял сознание. Остальные
отвели глаза.
- Я посижу с ним, - сказал я.