"С.П.Сомтоу. Внеземная ересь" - читать интересную книгу авторадня, когда дверь подземной темницы со скрипом отворилась, и на пороге
появился мой Гийом. - Вмешиваться в дела церкви запрещено! - заорал брат Пьер, накинув плащ на монстра. Но я знал, что Гийом уже успел все увидеть. - Отец мой, - начал он, - я пришел, как мне было ведено, чтобы подвергнуться операции. Последовало мертвенное молчание. Монстр, укрытый плащом, трепетал и дергался. Гийом поднял взгляд к потолку, откуда все еще свисало несколько пар вырванных рук. Плащ сполз с лица узника, и все мы смогли увидеть его широко раскрытые глаза. Гийом уставился на меня, протестующе вскинул руки, но я тихо спросил: - Что мне делать, Гийом? Он ни в чем не сознается. - Отец мой, вам следовало бы спросить меня. Я знаю, что заставит его признаться. - Видишь ли, дитя мое, на этот счет существует строжайшее предписание Его Святейшества. Отклонение от изложенных в нем правил означает риск вечного проклятия. Предоставь все нам. А сейчас поднимайся наверх, к свету. Поговорим о твоей операции и о твоем будущем позднее. Забудь о том, что видел. - Но, отец мой, мать говорит, будто вы знаете цирюльника, опытного в обращении с ножом. Вроде бы он может проделать все, не причинив лишней боли и страданий. Кто он? - Я, - ответил Жан Палач, который предпочел бы называться в идеальном мире Жаном Цирюльником, и приветственно распростер руки, с которых капала зеленая слизь еретика. В нашем распоряжении был лишь тот, которым еще сегодня резали лук-порей на кухне замка. Я хотел, чтобы оскопление совершилось в комнате, расположенной как можно дальше от убожества прежней жизни Гийома. Крестьяне отводили глаза, когда я потребовал привести в порядок спальню маршала и велел постелить чистое белье и положить подушки, набитые гусиным пухом, но никто не посмел спорить, ибо я представлял церковь, а в настоящий момент замок находился под ее юрисдикцией. Я приказал собрать побольше хвороста для камина и посоветовал Жану Цирюльнику вымыться, дабы мой сын не увидел пятен зеленой слизи на его лице и руках. Гийом ужасно боялся. Нам пришлось держать его: мне - за руки, брату Паоло - за ноги. Я даже сунул мальчику в рот палочку и велел покрепче прикусить, чтобы не закричать от боли. Я не мог смотреть ему в глаза, не мог видеть ужаса, который сам же и навлек на несчастного. Мне казалось, этот кошмар никогда не кончится... - Можете отпустить его, - скомандовал наконец цирюльник. - Дело сделано. Я понял, что по-прежнему крепко сжимаю руки парнишки, и расслабился, но он цеплялся за меня и бормотал: - Папа, папа... Я хотел что-то ответить, но мой мальчик потерял сознание. Остальные отвели глаза. - Я посижу с ним, - сказал я. |
|
|