"Орест Сомов. Приказ с того света" - читать интересную книгу автора

захватило и голосу не стало. Так провел я, без сна и почти в
оцепенении, всю ночь до самого рассвета. Утром я
поуспокоился; тут вспомнил о пергамене и наклонился, чтобы
поднять его; но в глазах у меня двоилось, словно у пьяного:
я то не дотягивал руки до свертка, то перетягивал ее через
сверток; когда ж удавалось мне до него дотронуться, то руку
мою всякий раз отталкивало, как будто б я брался за раска
ленное железо. Долго я возился с свертком; наконец ухватился
за него, и пальцы мои с судорожным движением к нему
прильнули. Собравшись с силой, я сорвал черную ленту и
печать, развернул пергамен... в нем было написано красными
чернилами, и чуть ли не кровью; но долго, долго писаные
строки сливались в глазах моих в одни кровавые полосы, а
когда начал вглядываться в буквы - они, казалось,
перескакивали то вверх, то вниз, то двигались, как живые. Я
выпил стакан воды, сел, отдохнул и потом прочел следующее
послание, написанное самым старинным почерком, но четкими и
крупными буквами:
"Потомку моему в двадцать девятом колене, Иоганну Готлнбу
Корнелиусу Штауфу из рода Гогенштауфен, я, Георг фон
Гогенштауфен, рыцарь и барон, желаю здравия и свидетельствую
почтение.
Чрез три дни, в час по полуночи, явись в нагорный замок,
без проводника и фонаря, для получения моих приказаний.
Податель сего, бывший мой оруженосец Ганс, будет тебя
ожидать у ворот замка и введет куда следует. Пребываю нежно
тебя любящий..."
Под этими строками подписано было размашистою рукою:
"Георг фон Гогенштауфен", а внизу письма:
"Дано на пути моем в воздушном пространстве, на пределах
обитаемого мира". Далее год и число.
Посудите, каков был приказ с того света? Ступай на
свидание с мерт... с тенью, хотел я сказать! Но делать было
нечего; отказаться нельзя; а если б я и подумал не выполнить
приказа, то кто знает, сколько у грозного моего предка
запасных средств, и пожаров, и болезней, и смертных случаев?
да когда б и сам он вздумал навестить меня, то уж бы не
пошутил за неявку. Тоска залегла мне на сердце: я бродил,
как нераскаянный грешник, уныл и мрачен; отказался от хлеба,
а за пиво и брантвейн и взяться не смел. В местечке у нас
пошли на мой счет шушуканья: одни говорили, что я
обанкрутился и что скоро дом и вся рухлядь пойдут у меня с
молотка; другие - что у меня на душе страшное злодейство и
что какой-то призрак с пламенными глазами и оскаленными
зубами поминутно меня преследует; иные - что я рехнулся ума
или, по крайней мере, у меня белая горячка. Этих мыслей,
кажется, была и Минна: она все плакала и грустила, призывала
даже доктора; но я его не принял и отправил его баночки и
скляночки из окна на мостовую. Так прошло двое суток;
наступили роковые третьи. С самого утра заперся я в своей