"Никита Сомов. Тринадцатый Император (Часть 1) " - читать интересную книгу автора

генерал-губернатора Воронцова, ехавшего с ним в одной коляске, что
обозначает этот крик. Генерал-губернатор сконфуженно отвечал, что они,
вероятно, хотели кричать "ура!", да вместо этого кричат "караул!"...
Государь много смеялся этому проявлению радости и заметил: "Их следовало бы
поучить!". Воронцов, в свою очередь, передал это замечание государя
губернатору, а губернатор, конечно, - исправнику. Исправник это замечание
намотал на ус и по выезде государя и всего начальства из уезда явился в
Нахичевань с возами розог и начал по-своему учить армянских обывателей, и на
кого был за что-нибудь зол, то тем всыпал гораздо большее количество розог.
Это оригинальное учение покончилось в один день, и армяне вовсе не были в
претензии на него. "Ежели надобно учить, так и учи", - говорили они. Но они
были в страшной претензии за то, зачем учение было неровное: одному дано
более ударов, другому менее. И только по поводу этого обстоятельства они,
говорят, возбудили жалобу на исправника.[1]
Высокие потолки вздрогнули от раскатов смеха, зазвенела люстра и, мне
показалось, маленький кусочек штукатурки упал с потолка Рихтеру прямо в
тарелку. Смеялись все, даже Извольский с Деном совершенно оттаяли.
- Весьма, весьма. Не слышал о таком раньше. Знал бы, непременно
проложил маршрут через Ростов, вот бы смеху было, если бы армян так и не
научили ура кричать, - сквозь смех сказал граф, вызвав новую вспышку
веселья. - Василий Иванович, а вы не порадуете нас своей историей или
анекдотом?
- Отчего же не порадовать, - ответил Ден, вытирая выступившие от смеха
слезы. - Случилась эта история со мной во время моего пребывания на посту
губернатора в Курске. Решив проверить один уездный городок в губернии, я
заранее предупредил уездное начальство о своем визите, однако в назначенный
срок в город нарочно не прибыл. Продержав, таким образом, в напряжении все
полицейские чины города два дня, я тайно въехал в город с другой стороны
обычной каретой. Переодевшись в простое платье, я отправился в кабак и,
выпив водки, начал намеренно дебоширить, за что частный пристав, взяв меня
за шкирку, хотел было уже отправить в полицейскую часть. Но извернувшись, я
сунул ему три рубля, на что он со словами: "Ну, черт с тобой! В другой раз
не попадайся! Приедет губернатор, тогда безобразничай сколько угодно!" -
отпустил меня на все четыре стороны. На следующий день, сказавшись в
губернаторской квартире, я приказал всем полицейским чинам городка прибыть
ко мне. Когда в назначенном часу все были в сборе, я, найдя того самого
надзирателя, подозвал его к себе. Он, вероятно, не узнал меня, хотя и
перепугался до смерти. Я спросил у него, с ним ли деньги. Негодяй
квартальный побледнел и, замерев, не открывая рта, неплохо сошел бы за
бронзовое изваяние, если бы не цвет кожи. Но все же я не оставляю его в
покое и раз за разом повторяю вопрос, пока он, сообразив, наконец, где у
него лежит кошелек, не достает из его нагрудного кармана. На что я говорю
ему - "Позвольте три рубля".[2]
На этот раз смеялись не все, но эффект от этого не уменьшился.
Напротив, глядя на уткнувшегося взглядом в тарелку позеленевшего
Извольского, гораздо более успешно прикидывающегося бронзовым изваянием чем
городовой из анекдота, не смеяться становилось просто невозможным.
- Право же генерал, нужно быть гуманней к слушателям и заранее
предупреждать, чтобы компания за столом не понесла невосполнимые потери
смехом, - отсмеявшись вставил, промокнув губы салфеткой, Иван Кондратьевич