"Две недели в июле" - читать интересную книгу автора (Розен Николь)

5 Бланш

Сегодня утром она столкнулась с Мелани, когда та выходила из кухни, покачивая головой в такт одной ей слышимой музыки. С самого приезда она не расстается со своим плеером, и Бланш даже кажется, что дочь включает музыку, как только встречается с ней, чтобы избежать разговоров. Это ужасно раздражает. Но на этот раз Мелани остановилась и быстрым жестом вынула наушники из ушей.

— А она ничего, новая папина подружка, — сказала она, наблюдая за выражением лица Бланш. — Ты не находишь? Красивая и хорошо одевается. Видела, какие у нее босоножки?

Она, конечно, ее провоцировала. Иначе зачем обсуждать с ней внешность и одежду Клер! Как будто она не заметила, до какой степени они были разными в этом отношении, как, впрочем, и во всех других! Ей пришлось совладать с собой, чтобы не ответить резкостью. Она просто холодно заметила, что да, Клер одета по моде. Этого было достаточно. Этого было бы достаточно несколько лет назад. Следить за модой, придавать значение одежде всегда считалось в их среде делом бессмысленным и предосудительным. Мелани иронично улыбнулась, а она сделала вид, что не заметила этой улыбки, хотя она разозлила ее в высшей степени. Потом Мелани снова вставила наушники себе в уши и ушла, напевая что-то невнятное. Однажды она спросила дочь, что та слушает. Мелани ответила: тебе это неинтересно…

Потом в ее комнату пришла жаловаться Эмилия. Она была вся в слезах. Никто не предупредил ее ни о приезде Клер, ни и о том, что все это значило. Когда она ее увидела, то подумала, что это просто знакомая.

Такая же, как я, не больше, всхлипывала она. В этом гостеприимном доме бывает столько женщин и мужчин… И Эмилия призналась в своей надежде на то, что этим летом Марк наконец-то заметит ее и по достоинству оценит все ее качества. Уже много лет она молча ждет этого.

Бедняжка! Бланш прекрасно знает, что она влюблена в Марка. Они все в него влюблены. Он такой красивый, умный, а главное, он всех притягивает. Она смотрела на покрасневший нос Эмилии, ее заплаканные глаза, волосы, похожие на мочало. Как она только могла вообразить, что она и Марк?.. Она утешила Эмилию, как могла. Очень вероятно, что это долго не продлится, сказала она ей. Что все будет как обычно. Ты же знаешь Марка. Ему быстро надоедает. Надо просто переждать.

— Я ее ненавижу, — отозвалась мрачно Эмилия.

— Ну-ну, не преувеличивай. Может, она очень хорошая.

Когда Эмилия ушла, она подумала, что хорошо разыграла комедию мудрости и благоразумия. На самом деле она не может скрывать от себя самой, что тоже почти ненавидит эту женщину. Особенно после вчерашнего разговора перед ужином. Клер поднялась на второй этаж, чтобы позвонить детям, и она воспользовалась моментом, чтобы поговорить с Марком наедине. Они были в саду. Сначала говорили о мелочах: ворота скрипят, лето засушливое, увядшую тую надо заменить… У них всегда были темы для разговоров. Она ждала, что он заговорит о Клер, обычно он ничего от нее не скрывал. Но он не затрагивал эту тему, и тогда она осторожно начала сама:

— Ну, как дела с новой подружкой?

Он посмотрел на нее с удивлением.

— С подружкой? А, с Клер! Знаешь, к ней это слово совсем не подходит. Ну, да ладно… У нас все хорошо. Разве это не видно?

Она озадачена. Обычно слова «подружка», «приятельница», даже «девушка» прекрасно подходили. Он даже сам их употреблял, когда рассказывал о своих приключениях. Это было частью их договора, их соучастия. Они как бы устраняли других, особенно других женщин, из их мирка. Она спохватилась:

— Да, да. Конечно. Вы прекрасно смотритесь вместе. Это очевидно. Но я ведь плохо ее знаю, а ты мне ничего не рассказывал, мне трудно судить…

Да, он ничего не рассказывал. Поэтому она и беспокоится. Ведь обычно он рассказывает о своих пассиях. Мало того, на этот раз он привез ее в Бастиду. Это уже другое. Это все меняет. Она даже жалеет, что не расспросила его больше до ее приезда.

— Она очень симпатичная, — снова мужественно начинает она.

Марк улыбается и нежно обнимает ее. Но ей кажется, что в его взгляде блеснула веселая искорка. И беспокойство ее нарастает.

— Да, симпатичная. Но не только. Она красивая, умная, тонкая…

Он отстраняется на мгновение и смотрит на нее. Его взгляд снова чист.

— Я не рассказывал тебе о ней до тех пор, пока не был уверен, что могу привезти ее сюда, к нам. Я хочу сказать, пока сам не был уверен в ней и в себе.

Значит, теперь он уверен, думает она, и ее сердце сжимается.

— А ей ты рассказывал о нас?

Она имеет в виду их брак, их неразрывную связь, то, как они живут. Она видит, что он замешкался, не надолго, может всего на секунду, но все же…

— Да, конечно, я сказал ей, что мы были женаты.

— И что она сказала?

— Ничего. А что она должна была сказать? Ты думаешь, что мы единственная пара, которая сохранила хорошие отношения после развода? Клер тоже разведена, у нее два сына, и она тоже в хороших отношениях со своим бывшим мужем. В этом нет ничего особенного.

Ее вдруг охватывает гнев. Как он может сравнивать положение этой женщины и их отношения? Хорошие отношения? Так он оценивает то, что их связывает? Ни один развод еще не происходил так, как у них. Их отношения единственные, исключительные. Разве может быть что-то крепче того, что связывает их уже такое долгое время? Но она сдерживается. Не надо ему показывать, насколько она оскорблена. Ей хочется спросить у него, любит ли он Клер. Но она этого не делает. Слишком опасно. Если Марк произнесет эти слова, которые он никогда не произносил после их развода, они превратятся в реальность, станут материальными, и нельзя будет вернуться назад. Она чувствует, что стоит у края пропасти. Он берет ее за плечи.

— Ты увидишь. Эта женщина… как тебе сказать… редкая, я таких никогда не встречал. Когда ты узнаешь ее лучше, ты полюбишь ее так же, как я.

— Может быть, но, чтобы я лучше ее узнала, надо, по крайней мере, чтобы она со мной поговорила. Она никогда этого не делает! Это она не хочет узнать меня! Я вижу, как она недоверчиво за мной наблюдает. Я уверена, что ей не нравятся наши отношения. Уверена, что она хочет, чтобы ты принадлежал только ей. Что она хочет меня устранить.

Это вырвалось у нее как крик. Она не хотела этого произносить. Она поставила себя в положение просящей, жалующейся, в положение униженной. А этого делать нельзя. Марк должен всегда знать, что она — скала. Скала, на которую он всегда опирается. Но эти слова вырвались у нее, когда она услышала от него фразу, которую он произнес естественно и просто. «Ты полюбишь ее так же, как и я». Значит, он ее любит.

— Это не так. Ты ошибаешься, — говорит он успокаивающим тоном и берет ее за руку. — Уверяю, Клер не хочет причинить тебя зла. Я ей говорил только хорошее о тебе. Какая ты добрая и щедрая. И сильная. И что ты значишь в моей жизни.

Он прижимает ее к себе, убирает с ее лба выбившуюся из прически прядь волос. Она замирает на это краткое мгновение.

— Естественно, что она немного стесняется. Она ведь у тебя в доме. И это ты ее принимаешь. Ты тоже с ней не разговариваешь, я это заметил. Прошу тебя, Бланш. Сделай это для меня. Сделай так, чтобы Клер чувствовала себя как дома. Не отталкивай ее. Ты увидишь, вы обязательно поладите.

— Значит, это так важно?

Она произнесла это умоляющим голосом.

Он отодвинулся от нее и ответил довольно торжественно:

— Конечно. Если бы это было не так, я бы не привез ее сюда, не стал бы вам навязывать ее присутствие на эти две недели. Ты же знаешь, я никогда раньше этого не делал с остальными, потому что понимал, что те отношения не имели большого значения. На этот раз все иначе. С ней мне действительно хочется что-то создать. Впервые за пятнадцать лет. Я сам удивлен. Это будет трудно, сама понимаешь почему. Но я хочу все сделать для этого. И мне надо, чтобы ты мне помогла.

Чтобы все не рухнуло, Бланш ухватилась за последнюю фразу. Значит, она ему еще нужна. Но когда они подошли к дому, она быстро поднялась к себе в комнату. Ей трудно было дышать. Она бросилась на кровать и разрыдалась. То, чего она так опасалась, теперь происходило, прямо на ее глазах. Марк уходит к другой. И это не просто любовное приключение сродни тем, что у него были прежде. Когда это не было серьезным, она могла это переносить, хотя и чувствовала иногда ревность к тем, кто делил с ним постель. На этот раз все по-иному. Здесь любовь, планы на будущее. И у нее кружится голова, когда она думает о будущем.

Что будет, если они все же будут жить вместе? Она пытается представить себе будущее, если Клер переедет в их город. Они будут жить в его квартире. С ее детьми. Он сказал, что одному мальчику тринадцать, а другому двенадцать лет, они еще подростки. Будет новая семья. И она, Бланш, не будет уже единственной женщиной, которой он может довериться, у кого может попросить совета и поддержки. Все свои дни, вечера и ночи он будет проводить с другой. Клер, конечно, захочет, чтобы он отошел от нее, захочет иметь его только для себя. А ей каждый день придется наблюдать за их счастьем, но издалека. Она будет отодвинута в сторону, обращена в ничто. Счастье, в котором для нее не будет места. Или, что еще хуже, он уедет в Париж, и она потеряет его совсем. Будет видеть только летом, на каникулах. Да и то… Захочет ли он приезжать в Бастиду?

В этот момент в комнату вошел Клеман.

— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Она говорит, что у нее приступ мигрени, которой она действительно подвержена. Он суетится, спускается в кухню, чтобы принести стакан воды и лекарства. Когда он возвращается, она уже взяла себя в руки.

— Что ты думаешь о Клер? — спрашивает она Клемана, проглотив все же таблетку, которая ей сейчас не нужна. Но, может быть, лекарство поможет заглушить другую боль, которую она сейчас испытывает.

Он пожимает плечами.

— Ничего особенного. Что я должен о ней думать? Очень обычная. Хорошенькая, и ничего больше.

— А почему Марк привез ее сюда? Он делает это впервые. Он с тобой об этом говорил?

Клеман опять пожимает плечами, и это ее раздражает.

— Нет, ничего особенного он мне не говорил. Может, она свободна только в это время, а он, ты же знаешь, проводит отпуск только с нами.

— Я все же думаю, что он влюблен больше, чем обычно, и как бы он не наделал глупостей.

— Я вижу, что ты нервничаешь. Ты же знаешь Марка. Он способен на все, когда какая-то женщина его зацепит. А эта уж точно зацепила. Вчера днем я проходил мимо их комнаты, и… из-за двери такое слышалось…

Ей хочется дать ему пощечину.

— Ты что, ничего не понимаешь? Он мне сказал! Он мне сказал, что любит ее!

Это совсем другое. Он ее любит. Он сам мне это сказал!

Слезы снова катятся у нее из глаз. Клеман огорченно кивает и протягивает платок.

— Ну и что? Что тут такого? Моя бедная Бланш, ты совсем сошла с ума! Что за трагедия? Подожди несколько дней, сама увидишь, как он ее любит, когда пройдет первый запал! Марк не может привязаться к женщине, он нам все время это повторял. Да мы и сами видели. Вспомни Ирен… Хватит, перестань плакать! Уж очень ты чувствительная.

Она смотрит, как он спокойно усаживается за свой стол, заваленный книгами и бумагами. Он уже равнодушен, отключился от ее переживаний. Она же остается в нерешительности. Воспоминания об Ирен пронзили ее стрелой. Да, конечно, Ирен… Ей уже давно удалось если не забыть — забыть она не может, ведь это часть ее жизни, их жизни, — то отодвинуть ее в такой дальний угол своей памяти, что она как будто исчезла вместе с горем, которое принесла. И вот ее имя всплывает снова, и она злится за это на Клемана. Зачем он снова произнес это имя?

Она чувствует, что теперь все время будет наблюдать за Клер, особенно когда та будет с Марком. Малейший их жест, взгляд будут напоминать ей о том времени, означать опасность. Клер не должна стать новой Ирен. Она, Бланш, этого не допустит.

Сегодня девятнадцатое. Еще десять дней терпеть эту муку.