"Владимир Соловьев. Похищение Данаи " - читать интересную книгу автора

как утка, а плавала, как тюлень, глубоко дыша и отдуваясь. С плавания у нас
все и началось.
Мы с ней оказались в составе советской делегации на молодежном
фестивале искусств в Сараево (тогда еще в пределах единой Югославии): я -
как подающий надежды молодой искусствовед, а она - как актриса, которая хоть
и не заездила, но на ученических спектаклях в театральном институте была
одной из лучших. Я видел ее в "Короле Лире", где ей сам Бог велел быть одной
из дочерей, а она сыграла Шута. Странно было теперь лицезреть ее вне сцены,
вблизи, - одна из причин, почему актрисы, даже средние, пользуются таким
успехом у мужчин. К Гале это как раз не относилось - она играла характерные
роли, грим, накладные волосы, костюм делали ее неузнаваемой. Вдобавок на
сцене она резвилась, а в жизни выглядела довольно строгой, чтоб не сказать
суровой.
- Меня трудно представить за этим делом, - жалилась мне Галя на свою
бабью невостребованность, когда мы уютно устроились в крохотной ее кухне - я
потягивал виски, а она вишневый ликер, обе бутылки я притаранил вместе с
роскошным путеводителем по Метрополитену и набором макияжа. - Такая
серьезная - не подступиться! Как будто темперамент зависит от выражения лица
или характера. Отдадим тебе должное - ты почувствовал во мне бабу, а то уж
не знала, что и делать. Не самой же напрашиваться. И на том спасибо; А вот
то, что со мной это в первый раз, не усек, - призналась вдруг Галя.
- Усек, - признался я спустя сто лет, неожиданно для себя.
Галя широко раскрыла глаза:
- И молчал?
- Спокухи ради. Ты немного задержалась в девках, но, согласись, какое
мне дело до твоих комплексов? Хоть ты и хотела переложить их мне на плечи.
- Что естественно.
Я молчал.
- Ну и говно же ты, Глеб, - тихо и убежденно сказала Галя.
Впервые она меня так обозвала, когда я ей посоветовал сделать аборт, но
тем не менее пошла. А что ей оставалось? А мне? Вот если б я Данае заделал -
другое дело.
- Был, - поправил ее я. - Меня никто не принуждал, сам раскололся.
- Уж лучше б молчал, - угрюмо сказала Галя.
Я понимал, конечно, в чем дело - вовсе не в той давней истории, а в
том, что так и не женился, хоть она и залетела тогда, а потом и вовсе рванул
за океан. Но как ей объяснить, что любил и люблю другую, да и ею увлекся
благодаря странному сходству с моей главной феминой, которое за годы разлуки
еще больше усилилось. Встреча с Данаей предопределила весь мой modus
vivendi - от выбора любовниц до выбора профессии. Не буду пока вдаваться в
подробности, но сразу же после того, как мне было запрещено ходить к моей
красавице, я и решил податься в искусство, чтоб легализовать мою тайную
страсть, и после школы поступил на искусствоведческий факультет Академии
художеств, а по окончании - пошел в Эрмитаж, чтоб быть поближе, ежедневно
видеть, а иногда, стоило сторожихе зазеваться, коснуться ее щеки, груди,
паха - отпечатки моих пальцев, думаю, до сих пор по всему ее телу. Благодаря
разительному этому сходству я и догадался о библейском происхождении Данаи -
ведь лицом и телом Галя была типичной семиткой, пусть и полукровка. А вскоре
мою интуитивную догадку подтвердил рембрандтист-гипотезер из Оксфорда,
которому я поверил с ходу, зная о том неопровержимо по ассоциации с Галей.