"С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 8" - читать интересную книгу автора

лиха не насылать и следу не вынимать никаким образом, никакою хитростию. А
как государь царь, царица или дети их куда поедут или пойдут, то мне следу
волшебством не вынимать. Кто такое ведовское дело захочет мыслить или делать
и я об этом узнаю, то мне про того человека сказать государю своему царю или
его боярам, или ближним людям, не утаить мне про то никак, сказать вправду,
без всякой хитрости; у кого узнаю или со стороны услышу, что кто-нибудь о
таком злом деле думает, то мне этого человека поймать и привести к государю
своему царю или к его боярам и ближним людям вправду, без всякой хитрости,
не утаить мне этого никаким образом, никакою хитростию, а не смогу я этого
человека поймать, то мне про него сказать государю царю или боярам и ближним
людям". Нас здесь останавливает не вера в волшебство, которая господствовала
в описываемое время; нас останавливает перечисление видов зла которое можно
было сделать Борису и его семейству, повторение, распространение одного и
того же, что должно приписать не времени уже только, а лицу, приписать
мелкодушию Бориса, его подозрительности, ибо в подкрестных записях
преемников его мы этого не видим.
Присягавший должен был клясться также: "Мне, мимо государя своего царя
Бориса Федоровича, его царицы, их детей и тех детей, которых им вперед бог
даст, царя Симеона Бекбулатова и его детей и никого другого на Московское
государство не хотеть, не думать, не мыслить, не семьиться, не дружиться, не
ссылаться с царем Симеоном, ни грамотами, ни словом не приказывать на всякое
лихо; а кто мне станет об этом говорить или кто с кем станет о том думать,
чтоб царя Симеона или другого кого на Московское государство посадить, и я
об этом узнают то мне такого человека схватить и привести к государю" и т.
д.
9 марта, в четверг на второй неделе поста, патриарх созвал знатное
духовенство, бояр, дворян и весь царский синклит и говорил им: "Уже время
молить нам бога, чтоб благочестивого великого государя царя нашего Бориса
Федоровича сподобил облечься в порфиру царскую, да установить бы нам светлое
празднество преславному чуду богородицы в тот день, когда бог показал на нас
неизреченное свое милосердие, даровал нам благочестивого государя Бориса
Федоровича, учредить крестный ход в Новодевичий монастырь каждый год
непременно". Все, слыша такой премудрый глагол святейшего Иова патриарха,
отвечали со слезами, обещали молиться богу беспрестанно, день и ночь.
Разосланы были по областям грамоты с приказанием петь молебны по три дня со
звоном.
Проведши Великий пост и Пасху в монастыре с сестрою, Борис 30 апреля, в
Мироносицкое воскресенье, торжественно переехал на житье во дворец
кремлевский. Опять был он встречен крестным ходом, в Успенском соборе
патриарх надел на него крест Петра митрополита; опять Борис обошел соборы,
ведя за руки детей, сына Федора и дочь Ксению; был большой обед для всех. Но
царское венчание не могло скоро последовать: еще 1 апреля пришла весть, что
крымский хан Казы-Гирей собирается на Москву со всею ордою и с полками
турецкими. Весть пришла рано,: и потому через месяц на берегах Оки могла
собраться огромная рать: говорят, число ее простиралось до 500000 человек. 2
мая сам царь выехал из Москвы с двором своим, в числе которого находилось
пять служилых царевичей. Борис остановился в Серпухове и отсюда распоряжался
устройством рати. Но среди этих распоряжений новый царь занимался и тем,
чтоб щедростию и угощениями привязать к себе служилых людей; пишут, что
почти ежедневно бывали у него обеды на 70000 человек: "И подавал, - говорит