"Симон Соловейчик. Ватага "Семь ветров"" - читать интересную книгу автора

Евгения Григорьевна схватила наушник, подозревая самое худшее. И
действительно, в магнитофонной записи, не слишком высокой по техническим
качествам, физик Лосьэто его голос, Евгения Григорьевна сразу узнала, -
физик Виктор Петрович Лось мурлыкал в сопровождении ансамбля технарей:
"Умпа, умпа, умпа-пара... Умпа, умпа, умпапара..."
На следующей перемене вся школа, начиная с первоклашек, бубнила, пела,
орала на все Семь ветров:
- Умпа, умпа, умпа-пара! Умпа, умпа, умпа-пара!
Об уроках и говорить было нечего. Уроки в этот день вести в школе было
невозможно, и даже лучшие учителя, у которых всегда железная дисциплина,
возвращались в учительскую обессиленными.
Директор школы Наталья Михайловна Фролова вызвала классную
руководительницу Елену Васильевну Каштанову к себе в кабинет.
Кабинет директора школы на первом этаже был маленький, с окном во всю
стену, с узким столом, не удобным ни для заседаний, ни для задушевных
бесед, с дешевым книжным шкафом, за стеклом которого видны были случайные
книжки и брошюрки, неизвестно как сюда попавшие. Наталья Михайловна
любовно обставила школу, но до собственного кабинета руки у нее не
доходили, и она если и заглядывала сюда, то лишь для того, чтобы стоя
позвонить по телефону или приложить к какой-нибудь справке печать,
хранившуюся в сейфе. Фролова не любила сидеть в кабинете, потому что не
умела обходиться без дела и бралась за всякую работу, независимо от того,
кто эту работу должен был делать. Она пришла в директора из горкома
комсомола, где была секретарем по школе и где огромный объем обязанностей
ложился на плечи двух-трех человек, так что не приходилось считаться, кто
и что делает. Особенно легко давалось ей общение с городским начальством -
ее все знали в Электрозаводске, все привыкли к тому, что она постоянно
что-то выпрашивает: то две тысячи на проведение слета, то триста рублей на
палатки для Дворца пионеров, то премии для лучших вожатых. В городских
верхах привыкли считать ее своей, привыкли обращаться с ней как с
маленькой девочкой, забавным случаем вознесенной на высокий пост секретаря
горкома. Ей радовались, встречая ее на совещаниях, ее выбирали во все
президиумы и приглашали во все компании. А Наташа Фролова, как ее
называли, прекрасно понимала, в чем ее сила, и потрошила городское
начальство в интересах детей. Отвязаться от нее не удавалось никому. Когда
ей говорили, что не может завод, даже и такой богатый, ни с того ни с сего
перечислить две тысячи на счет горкома, она вовсе не отвечала какиминибудь
разумными доводами, а только смеялась, шутила, кокетничала, приговаривала:
"Ну, Сергей Иванович, ну, голубчик, вы ведь так любите комсомол, у нас с
вами такнэ хорошие отношения!" - и прочую чепуху несла до тех пор, пока
голубчик Сергей Иванович (а попробуй к нему на прием попасть - министр!)
не вызывал главного бухгалтера и не говорил ему: "Надо".
Привыкшая к тому, что для детей ни в чем отказа нет и ничего не жалко,
Фролова и школу свою, новостройку, обставила, пользуясь связями, с
невообразимой роскошью.
Чего только в школе не было! Каких панно, фресок, мозаик, зимних садов,
не говоря уж о телевизорах в бессчетном количестве, магнитофонах,
проекторах и прочих технических средствах обучения, как раз входивших в
моду с появлением Фроловой в школе. А учителей Наталья Михайловна
переманивала из других электрозаводских школ безбожно, идя на всяческие