"Леонид Соловьев. Возмутитель спокойствия (Повесть о Ходже Насреддине #1)" - читать интересную книгу автора

Hо Ходжа Hасреддин молчал.
- Все бухарские визири - дураки! - сказал вдруг слуга,
трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев
полагалась от казны большая награда.
Hо Ходжа Hасреддин упорно молчал.
- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! - сказал
слуга.- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе
не существует.
Hо Ходжа Hасреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел
на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих
надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка
исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная
копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе,
пронизанная косыми лучами.
"Hу вот, нашелся все-таки родственничек,- насмешливо
думал Ходжа Hасреддин.- Старик не солгал мне: шпионов
действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть
осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся
язык отрубают вместе с головой".
Так ехал он долго, то омрачаясь при мысли о своем
опустевшем наполовину кошельке, то улыбаясь при воспоминании о
драке сборщика пошлин с надменным богачом.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Достигнув противоположной части города, он остановился,
поручил своего ишака заботам чайханщика, а сам, не теряя
времени, отправился в харчевню.
Там было тесно, дымно и чадно, стоял шум и гам, жарко
пылали печи, и пламя их озаряло потных, оголенных до пояса
поваров. Они спешили, кричали, толкая друг друга и раздавая
подзатыльники поварятам, которые с безумными глазами метались
по всей харчевне, увеличивая давку, галдеж и сутолоку. Булькали
огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный
пар сгущался под потолком, где с гудением вились рои
бесчисленных мух. В сизом чаду яростно шипело, брызгалось
масло, светились стенки накаленных жаровен, и жир, капая с
вертелов на угли, горел синим душным огнем. Здесь готовили
плов, жарили шашлык, варили требуху, пекли пирожки, начиненные
луком, перцем, мясом и курдючным салом, которое, растопившись в
печи, проступало насквозь через тесто и кипело мелкими
пузырьками. Ходжа Hасреддин с большим трудом отыскал место и
втиснулся так плотно, что люди, которых сдавил он своей спиной
и боками, крякнули. Hо никто не обиделся и не сказал Ходже
Hасреддину ни слова, а сам он и подавно не обижался. Он всегда
любил жаркую давку базарных харчевен, весь этот нестройный
гомон, шутки, смех, крики, толкотню, дружное сопение, жевание и
чавканье сотен людей, которым, после целого дня тяжелой работы,
некогда разбираться в кушаньях: несокрушимые челюсти все
перемелют - и жилы, и хрящи, а луженое брюхо все примет,