"Дмитрий Соловьев. Чистильщик " - читать интересную книгу автора

Чистильщик помолчал и задал совершенно непростительный вопрос:
- Кто?
Ответом ему был хриплый смех.
- Дурацкий вопрос, - отозвался связник. - Все материалы - в папке, как
всегда.
Чистильщик пожал плечами и нажал клавишу "отбой". Но за долю секунды,
прежде чем связь разъединилась, он услышал хриплое: "Удачи!"
"Удача! - саркастически усмехнулся Чистильщик. - При чем здесь
удача?!"
Он подмигнул Бесу и тихо шепнул:
- Что, дружище, опять начинается сезон дерьма, а?
Пес длинно зевнул, показав внушительные клыки, неторопливо встал,
подошел к сидящему на диване Чистильщику и положил свою лохматую голову ему
на колени. Чистильщик рассеянно почесал Беса за ушами.
- Начинается, брат, начинается.

Октябрьский проспект, Псков. Четверг, 9.04. 13:30
Николай Сергеевич Морачковский с утра был в несколько паршивом
настроении - слегка помят во вчерашней пьяной потасовке, похмелен. К
счастью, фингалов не наставили, лишь ныли ребра, да саднила царапина на
шее. Сегодня он был совершенно свободен - за товаром предстояло ехать
только завтра, чтобы к субботней толкучке на рынке быть во всеоружии.
Собственно, Сергеевичем его никто не звал, да и Николаем - тоже. Для
всех он был Коля-Бешеный, а для матери и для сестры - Колькой. За свои
двадцать семь лет он успел последовательно побыть студентом пединститута;
солдатом внутренних войск; снова студентом; подозреваемым в совершении
разбойного нападения (с содержанием в СИЗО) и, наконец, безработным.
Последние полтора года Николай зарабатывал на жизнь перепродажей турецкого,
болгарского и прочего барахла, привезенного "челноками", на рынке родного
города Пскова. Денег хватало на то, чтобы содержать мать и младшую сестру -
довольно нищенски, правда, - и на попойки. Так что финансы обычно кончались
вечером в четверг, в лучшем случае - в пятницу утром. А суббота и
воскресенье - базарный день.
Сегодняшний день Николай твердо решил провести с Любкой - штатной
своей женщиной. Или "дырой", или "телкой", "теткой", "лярвой", "мандой"...
Короче, - как ее ни называй, - она была особью женского пола, в которую
Коля-Бешеный разряжал свою сексуальную энергию. Ни для кого - даже для
Николая - не было секретом, что Любка зарабатывает на жизнь продажей
своего - весьма стройного и ухоженного - тела. Проституцией, грубо говоря.
Но Николая это не смущало, ибо ее сутенером был именно он.
Все "бандиты", пообщавшись с ним, почти хором заявили, что дешевле его
смерти будет всего лишь не иметь с ним дела и оставить в покое, ибо в
армии, в N-ском стройбате Коле-Бешеному отбили не только почки, но и мозги.
А мокруха - она же денег стоит. Так его и оставили в покое - и торговую
точку, и Любку-давалку.
Но сегодня с утра Любка была не в настроении давать на халяву - ее
подцепил, купившись на невинное личико и стройную фигурку, какой-то
приезжий кадр. Так, по крайней мере, сказали Любкины соседи. "Ну-ну, -
подумал Николай, - будет чем поживиться". В свои двадцать два Любка
выглядела едва ли на восемнадцать, и Морачковский этим частенько