"В.Солоухин. Приговор (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

привычки, граничащие иногда, на посторонний взгляд, с чудачеством и
капризом. Чехов садился за рабочий стол только в самой лучшей, "парадной"
одежде. Куприн, напротив, любил писать (по крайней мере, в доэмигрантский
период) совершенно разоблачившись. Бальзак устраивал искусственную ночь,
занавешивая окна и зажигая свечи. Шиллер ставил ноги в таз с холодной водой.
Тот пишет только карандашом, тот пишет только в школьных тетрадях, тот пишет
только при музыке. Мало ли бывает привычек. У меня тоже выработалась своя
привычка: работать в полную силу я могу, только уехав из Москвы. Есть
квартира, просторный кабинет, хороший письменный стол. Но садишься утром и
видишь, что все твои мысли расходятся пучком в разные стороны, а не
фокусируются, как им полагается, на листе бумаги. И напротив, хоть
какая-нибудь захудалая гостиница в захудалом городишке, тесный номерок с
унылым видом на хозяйственный двор, но сядешь за стол и смотришь - пошла
продукция, копятся исписанные страницы.
Лучше всего, конечно, в родном Олепине. Но в нашем доме мы не живем
зимой, а только с мая, когда прогреет землю весна. Вот и мечешься всю зиму
по Домам творчества и разным "берлогам". Одна из таких великолепных берлог -
"второй" корпус в доме отдыха в Карачарове. Иногда подсчитаешь, и
получается, что в году у тебя было приблизительно 230 немосковских рабочих
дней и соответственно 130 нерабочих московских.
И в Москве я могу написать то, что можно написать за один присест, за
одно рабочее утро. Небольшую статью, рецензию, выступление на радио. Но
писать изо дня в день длинную вещь, жить в сфере этой вещи - не получается.
И в Карачарове я не постоянно сижу за столом, гуляю, обедаю, даже смотрю
кино. Однако Карачарово не выдергивает меня из сферы вещи, над которой
работаю.
В Карачарово на Волге начал я ездить лет пятнадцать назад, и сначала
только ради подледного рыбного лова. Директор карачаровского дома отдыха
Борис Петрович Розанов (племянник замечательного русского писателя
Соколова-Микитова) - человек широких взглядов и прекрасной души. Он всячески
привечал нас (меня и моих компаньонов по рыбалке), да и рыба там, особенно
около Григоровых островов, на Бабне, под Корчевой, ловилась отменная.
Азарт к рыбалке постепенно угас, зато однажды пришла счастливая мысль
попроситься у Бориса Петровича не на рыбалку на два дня, а на месяц ради
работы. Наверное, он найдет и выделит отдельную комнату, а в питании я не
капризный. То есть люблю, конечно, вкусно поесть, но могу довольствоваться и
малым.
В первый мой рабочий карачаровский сезон Борис Петрович поселил меня в
отдельной комнате, но в общем корпусе. Жить можно (и даже работать), но все
же гоготня отдыхающих в коридоре, громкое радио в других комнатах, а то и
песни под аккордеон делали жизнь малоприятной. Между тем на территории дома
отдыха стоял почти легендарный для меня некий так называемый второй корпус,
в котором любил жить в зимнее время Константин Александрович Федин. Я был
приглашен в гости, и при первом посещении второй корпус показался дворцом.
Прихожая (стоячая вешалка), холл (диван, торшер, журнальный столик,
радиоприемник), кухня (газ, холодильник), просторная столовая (овальный
стол, буфет с посудой, стулья, кресла, диван, телевизор), рабочий кабинет,
спальные комнаты. И все это одному человеку! За рюмкой и видя, может быть,
что Федин (по воспитанности своей) разговаривает со мной за равного, и видя
еще, как загорелись у меня глаза, Борис Петрович тотчас и предложил: