"Владимир Алексеевич Солоухин. Под одной крышей (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

на ней в тени развесистой старой липы. Посреди полянки, шагах в семи от
окон, канавка не канавка, ложбинка не ложбинка. Когда-нибудь прокопали
канавку, но теперь она сгладилась и заросла все той же шелковой травкой.
От этой ложбинки большая польза: во время летнего ливня или затяжных
невеселых дождей вода не собирается перед окнами в лужи, не застаивается,
но мчится вдоль по ложбинке в отдельный пруд.
И вот мы видим из окна, что Нюшка выносит большой таз помоев и
выливает его на лужайку, как раз против окон. Во-первых, теперь не
полежишь на траве под липой; во-вторых, начнут разводиться мухи, которые
будут залетать в окна и садиться на хлеб и сахар; в-третьих, помои во
время дождя стекут в пруд, в котором жители полощут белье, моют ноги после
трудового дня, а ребятишки иногда купаются.
Моя жена, окончившая медицинский институт по санитарно-гигиеническому
профилю, не могла вынести этого зрелища - помойки посреди деревенской
улицы, да еще под самыми окнами. Нюшке же чем-то понравилась лужайка, и
она каждый день стала носить помои и выливать их на одно и то же место.
Зловонная черная язва образовалась на нашей чистой зеленой лужайке. Две
вороны постоянно торчали там, выклевывали из грязи остатки чего-то
перегнившего, но еще, по-видимому, съедобного для ворон.
Во время очередного прихода к нам дяди Павла мы попросили его, чтобы
он уговорил дочь, хотя бы и от нашего имени, перенести помойку куда-нибудь
на задворки.
- И боже сохрани! Не буду и заикаться. И вам не советую. Да можно ли
ей сказать что-нибудь поперек! Вы ее еще не знаете.
Мы никак не могли поверить в это и пошли делегацией на другую
половину дома.
Нюшка возилась у печки.
- Здравствуйте, - бросила нам Нюшка довольно резко в ответ на наше
совершенно робкое: "Здравствуйте".
Мы присели на скамейку около порога и стали ждать появления хозяйки
из-за кухонной перегородки. Хозяйка вышла. Впервые я разглядел ее как
следут. Это была женщина лет сорока пяти, низкорослая, круглолицая, со
следами некоторой миловидности, но с каким-то угрюмым, недружелюбным
выражением. В лице ее, в общем-то, все было заурядным: жидкие блеклые
волосы того цвета, когда не скажешь, что шатенка, но не скажешь, что и
русая, маленькие глазки, про которые не скажешь, что они серые, но не
назовешь их и голубыми, невыразительный маленький рот, - одним словом, все
рядовое и будничное. При всем том, когда она улыбнулась, выйдя из-за
перегородки, на щеках у нее возникло по ямочке, и я представил себе, что
лет двадцать пять или двадцать семь назад она могла казаться вполне
миловидной.
Улыбка подбодрила нас, и мы приступили к делу. Мы говорили о вреде
мух, о свирепости летних болезней, о чувстве и значении прекрасного. Это
была обстоятельная лекция о сангигиене и по охране природы одновременно.
Нюшка слушала молча, пока мы не дошли до ее конкретной помойки. Наконец я
собрался с духом и проговорил:
- Так что просим тебя, Анна Павловна, помойку перенести куда-нибудь
на зады, в удобное место.
Скорее всего я ожидал согласия. В крайнем случае могли последовать
какие-нибудь деловые возражения - мало ли что у нее в голове. Произошло