"Владимир Алексеевич Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

требовала.
Произошло третье: поющие, нисколько не удивившись самому факту
появления гармони в руках Алексея Петровича, приняли его игру как вызов и
заорали еще громче (впрочем, и разрозненнее) - кто кого пересилит. В конце
концов ни гармонь не перешла на песню, подладившись к ней, ни песня не
переключилась на гармонный мотив, а все слилось в невообразимом шуме, а
потом рассыпалось на мелкие смешки, возгласы, говор.
Музыкальная стычка прекратилась, но ощущение стычки осталось в душе,
по крайней мере у Алексея Петровича. И главное - не спросил никто: откуда
гармонь, почему гармонь?
Немного обидевшись на такое равнодушие, профессор начал потихонечку
задираться. Может быть, и не сознательно, но такой нашел стих. Как раз
бригадир хвалился чем-то в своем колхозе - не то досрочной прополкой, не
то досрочным силосованием.
- Вы лучше оглянулись бы вокруг себя, что с землей-то наделали... -
довольно резко оборвал бригадира москвич.
- Что наделали? - недоуменно спросил бригадир.
Остальные тоже поглядели на спрашивающего с недоумением, не понимая,
что же имел в виду Алексей Петрович, что же они такое наделали с землей?
- А вы не видите? Истерзали всю землю, ободрали, исковеркали.
- Как исковеркали? Мы ее пашем!
- Я о другом говорю. Пойдемте, я вам покажу вашу землю. Да нет уж,
пойдемте.
Раззадоренные и, как бы выразился сам профессор, заинтригованные, все
пошли из избы.
- Глядите! Кто помнит, каким было наше село? Ты-то, дед, помнишь?
Здесь наша сторонка, а вон, напротив, другая. До нее, как видите, далеко.
И все это пространство было зеленое, чистое. Как стадион. В белых рубашках
лежали на траве и не пачкались. Посмотрите теперь...
Посмотрели. Действительно, все пространство между сторонами села было
разъезжено тракторами и тяжелыми машинами, так что не осталось тут ни
одной травинки, только рытвины, ямы, грязные колеи, вывороченная наизнанку
земля. В дождливую погоду машины, очевидно, вязли и буксовали среди села.
Из грязи там и сям торчали доски, колья, целые бревна, которые
подсовывались под колеса. В нескольких местах валялись в грязи старые
автомобильные баллоны, в том числе одна огромная зубчатая покрышка от
колесного трактора. Местами в грязь были набросаны кирпичи и поленья,
чтобы по ним перебраться в дождь с одной стороны села на другую.
В грязь машины, не надеясь проехать по разжиженной колее, выезжают из
нее на сторону и едут рядом, по зеленой траве. Так появляется еще одна
колея. Петом и из нее надо выезжать. То же и тракторы. Можно представить,
что получается, когда по размытой дождями и схваченной мелкотравчатым
дерном земле проскрежещет, пробуксовывая гусеницами, тяжелый трактор.
Вот и оказалось все село одной сплошной колеей, а вернее, единым
месивом, засохшим теперь, в ведреную погоду, застывшим уродливыми комьями
и колдобинами.
- Ну, видите теперь, на что это похоже? Раньше - гулянье в этот день
по селу. Как же тут гулять, если просто пройти нельзя?
- Что поделаешь - техника, - начал оправдываться бригадир.
- По-вашему, техника должна портить жизнь? Землю? Почему нельзя