"Иван Солоневич. Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация" - читать интересную книгу автора

дешевле. Но покупая десяток яиц, я был твердо уверен, что ни одного пятака я
не заплатил ни за одно гнилое яйцо. Потом стало намного дешевле. Потом
кооперативы умерли. Имейте, впрочем, в виду, кооперативами они не были
никогда, ибо ими управляли не частные пайщики, а правительственные
чиновники. Во всяком случае, государственная торговля автоматически
скончалась, и гражданин Яковлев почти так же автоматически переехал со всеми
своими сосисками в помещение бывшего ТПО - транспортного потребительского
общества. Даже и на службе меня перестали тащить на кооперативные собрания,
предлагать контролировать заготовки яиц и вообще проявлять какую бы то ни
было самодеятельность в области дел, которые меня не касались. Я получил,
наконец, некоторую возможность заняться теми делами, для которых я,
собственно, и был нанят: за организацию спорта, а не вывозки мусора, вставки
стекол, заготовки яиц, общественного контроля над кооперативной сапожной
мастерской. Правда, кое-что еще осталось. От собраний в стиле Международного
общества помощи жертвам реакции (МОПР) я не мог отделаться до конца своих
дней. Общества помощи жертвам революции в Советской России по понятным
причинам не было.
Я чувствовал себя, почти как птица небесная. Или во всяком случае как
человек, кое-как выкарабкавшийся из помойной ямы. За мои заботы о
благосостоянии и о мускулах советских спортсменов мне кто-то платил очень
скудные деньги. Недостающие я добывал путем фоторепортажа, спортивной
хроники в газетах и прочими такими частнокапиталистическими способами. Я нес
эти деньги товарищу Руденко, который без всякого бюрократизма снабжал меня
стенами и крышей, и гражданину Яковлеву, который без собраний и очередей
снабжал меня селедками и прочим.
О том, как именно добываются, транспортируются, хранятся все эти
жизненные блага, я никакого понятия не имел, да и не имею и сейчас. Я "в
общем и целом" считаю себя толковым человеком. В калейдоскопической смене
моих советских профессий черная торговля, несомненно, занимала самое черное
место: не выходило ровным счетом ничего. Однажды, еще во времена позднего
военного коммунизма, мне нужно было ехать в Москву, и у меня возникла
теоретически гениальная догадка о том, что спирт в Москве стоит в пять раз
дороже, чем он стоил в Одессе. В Одессе тогда свирепствовало еще одно чисто
капиталистическое предприятие - Американская администрация помощи. В числе
прочих вещей она снабжала социалистическое население сгущенным молоком. Мои
теоретические предположения были так же безукоризненно правильны, как,
скажем, теоретические построения марксизма. Я купил сто банок молока. С
каждой из них я самым аккуратным образом содрал этикетку. Под каждой бывшей
этикеткой я проковырял дырочку. Каждую банку - они накоплялись постепенно
- я промыл кипятком. Потом сквозь дырочку налил спирту. Потом дырочки залил
оловом. Потом заново наклеил этикетки. Все было совершенно правильно. Был
упущен из виду только один факт, что спирт является лучшим растворителем,
чем кипяток. И те остатки молока, которые застряли в углах между донышками и
стенками банок, не поддались кипятку, но поддались спирту. И когда спирт
доехал до Москвы, то оказалось, что он не годится почти никуда. С горя я
высосал его сам. Потом я вез огурцы из деревни в Одессу. Все было совершенно
правильно спланировано - только телега по дороге сломалась, чинили ее три
дня, и огурцы пропали. Я все-таки должен подчеркнуть тот факт, что по курсу
политической экономии я в университете был далеко не из последних студентов.
Иван Яковлев, вероятно, никогда не слыхал о Рикардо, о законе Грехема или о