"Иван Солоневич. Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация" - читать интересную книгу автора

выборными были и советские Съезды Советов, и рейхстаг "третьего рейха".
Домком был служащим, чиновником, бюрократом - как вам будет угодно. Он был
обязан чинить крыши, вывозить мусор, вставлять выбитые стекла, закупать
топливо и совершать некое количество мне малопонятных хозяйственных
операций. На каждый из этих операций домком мог украсть неизвестное мне
количество краски, стекла, топлива или денег. Для того, чтобы он не украл
или для того, чтобы он не предавался "бесхозяйственности", я, один из
жильцов одной из квартир, должен был ходить на собрания, выбирать правление,
контрольную комиссию, комиссию по культурно-просветительной работе, комиссию
по "озеленению" двора и прочее в этом роде. Я очень скоро сообразил, что ни
о чем этом я, во-первых, не имею понятия: а если бы и имел, то не имею
никакой возможности заниматься всеми этими собраниями: у меня ведь есть
все-таки и мои собственные дела.
Пессимисты называли Москву "городом-деревней". Оптимисты могли бы
назвать ее городом-садом. Вне рамок главных улиц с их многоэтажными домами
(этажа три-четыре) раскинуты сотни тысяч особняков или небольших домиков. В
особенности на окраинах города. Я устремился туда. Методика моих поисков,
как я установил позже, не годилась никуда. Нужно было бегать не по усадьбам,
а по бюрократам. Но то, что я увидал, оказалось достаточно поучительным:
крыши позаваливались, стены порастрескались, отовсюду неслась ужасающая вонь
давно не чищенных уборных. От многих домов и домишек только руины. Я понял:
тут хозяйствовали домкомы.
Нужно иметь ввиду, что домовой комиссар никогда не рождается в полном
одиночестве: рядом с ним появляются на свет и другие. Так что пока наш
домком бюрократствует над домом ╣ 75, его собратья и близнецы так же
заведуют: кровельным железом, краской, топливом, вывозкой мусора и всякими
такими вещами. Над каждым из них возвышается какое-то собрание, комиссия,
контроль и Бог знает что еще: крыша начинает ржаветь. Бюрократ пишет
бумажку: выдать мне столько-то квадратных метров кровельного железа,
столько-то краски и столько-то рабочих. Бумажки, очертив положенную им
Господом Богом орбиту, попадают к другим бюрократам, которые как-то на них
отвечают. Один пишет: краски в данное время на складе нет. Третий сообщает:
в порядке очередности рабочая сила может быть предоставлена через икс дней.
Приблизительно такую же орбиту описывают бумажки о топливе, мусоре,
дезинфекции, починке канализации, вселении одних жильцов, выселении других,
устройстве качелей для пролетариев дошкольного возраста и т. д. Словом крыша
начинает протекать, не считаясь с порядком очередности. И в то же самое
время и по таким же точно соображениям начинают протекать всякие иные
метафорические крыши - на фабрике красок. Потом трескается стена. Потом
жильцам объявляется, что в плане энной пятилетки предусмотрена постройка
новых домов, а из старого нужно выселяться, ибо он грозит обрушиться.
Жильцам еще уцелевших домов предлагается "уплотниться" для размещения их
злополучных спутников по бюрократической революции.
Как видите, очень просто. И как вы, может быть, согласитесь, - а как
же логически может быть иначе?
Я не думаю, что в эти годы я отличался выдающимися аналитическими
способностями. Мое отношение к больному было типичным для подавляющей - и
неорганизованной - массы населения страны. Я, как и это большинство,
считал, что к власти пришла сволочь. В качестве репортера я знал - и
неверно оценивал - и еще один факт: это была платная сволочь. По моей