"Федор Сологуб. Собака" - читать интересную книгу автора Глядела на Александру Ивановну яркими, зоркими глазами. Ждала. И опять
заговорила Александра Ивановна: - Сдается, мне, бабушка, - уж вы, право, не обидьтесь, - что будто бы вы, бабушка, ворона. Старуха отвернулась, и молчала, качая головою. Казалось, что она припоминала что-то. Голова ее с резко очерченным носом клонилась и качалась, и казалось порою Александре Ивановне, что старуха дремлет. И дремлет, и шепчет что-то себе под нос. Качает головою и шепчет древние, ветхие слова. Чародейные слова... Было тихо на дворе, ни светло, ни темно, и все вокруг казалось завороженным беззвучным шептанием древних, вещих слов. Все томилось и млело, и луна сияла, и тоска опять сжимала сердце, и было все ни сон, ни явь. Тысячи запахов, незаметных днем, различались чутко, и напоминали что-то древнее, первобытное, забытое в долгих веках. Еле слышно бормотала старая: - Ворона и есть. Только крыльев у меня нету. И я каркаю, и я каркаю, а им и горя мало. А мне дадено предвиденье, и не могу я, красавица, - не каркать, да людишки-то и слушать меня не хотят. А я как увижу обреченного, так и хочется мне каркать, и хочется. Старуха вдруг широко взмахнула руками и резким голосом крикнула дважды: - Кар, кар! Александра Ивановна дрогнула. Спросила: - Бабушка, кому каркаешь? Ответила старая: - Тебе, красавица, тебе. Жутко стало сидеть со старухою. Александра Ивановна ушла к себе. Села - Воет и воет, - слышался низкий и злой голос. - А ты, дядя, видел? - спросил сладенький тенорок. Александра Ивановна сразу по этому тенорку представила кудреватого, рыжеватого, весноватого парня, - здешний, с этого же двора. Прошла минута тусклого молчания. И вдруг послышался сиплый и злой голос: - Видел. Большая. Белая. У бани лежит, и на луну воет. Опять представила по голосу черную бороду лопатою, низкий плотный лоб, свиные глазки, расставленные толстые ноги. - Чего же она воет, дядя? - спросил сладкий. И опять не сразу ответил сиплый: - Не к добру... И откуда взялась, не знаю. - А ежели, дядя, она - оборотень? - спрашивал сладкий. - А не оборачивайся, - ответил сиплый. Непонятно было, что значили эти слова, - но не хотелось думать о них. И уже не хотелось прислушиваться к ним. И что же ей звук и смысл людских слов! Луна смотрела прямо в лицо, и настойчиво звала, и томила. И тусклою сжималось сердце тоскою, - и не усидеть было на месте. Александра Ивановна поспешно разделась. Нагая, белая, тихо вышла в сени, приоткрыла наружную дверь, - на крыльце и на дворе никого не было, - пробежала двором, огородом, добежала до бани. Резкое ощущение холода в теле и холодной земли под ногами веселило. Но скоро тело угрелось. Легла на траву, на живот. Приподнялась на локтях, подняла лицо к бледной, мертво-тоскующей луне, и протяжно завыла. |
|
|