"Федор Сологуб. Помнишь, не забудешь (Сб. "Игра и кара")" - читать интересную книгу автора

обрадованная его шуткою. Николай Алексеевич с легкою гримасою усилия
проглотил облатку. Запил ее мадерою. Лег на диван и с удовольствием
протянулся на его широком, упругом ложе, ощущая левою рукою холодноватую
мягкую кожу его высокой, прямой спинки с полочкою наверху, где стояло
несколько фотографических портретов, и со шкафчиками по бокам.
Жена неторопливыми, ловкими движениями приятных, полуобнаженных рук
поправила под головою Николая Алексеевича шитую зелеными и розовыми
шелками - венок из роз, - атласную подушку и покрыла Николая Алексеевича
мягким клетчатым пледом, под которым сразу стало тепло, приятно и
спокойно, и таким милым стал легкий озноб в спине.
- Ну что, Коля, теперь удобно тебе? - спросила жена.
- Очень. Спасибо, милая, - ответил Николай Алексеевич. - Уж ты не
возись со мною, иди себе. Дети ждут, должно быть.
Но прежде чем уйти, жена переставила с письменного стола на столик у
дивана наполовину отпитый стакан с кисловато-сладким зеленоватым питьем и
раскрытую книгу, новый роман. Потом она простилась с Николаем Алексеевичем
нежным поцелуем, сказала:
- Постарайся поспать до нашего прихода. И ушла, легкая, веселая,
благоуханная, - по сукну прошуршала шлейфом, портьеру колыхнула у двери,
ушла.
Николай Алексеевич смотрел за нею, и глаза его благодарили, и губы
улыбались ласково. Лихорадка мучила и нежила его, меняя ознобы и зной. Она
напоминала ему о другой, которой с ним уже нет, - и губы его улыбались и
шептали:
- Помнишь, не забудешь? Милая Иринушка, не забудешь?
Были слышны недолго слабые из-за дверей отзвуки веселых голосов в
зале и в передней, донесся издали стук закрытой на лестницу двери, - и
стало тихо.


Глава 3


Николай Алексеевич остался один.
Он взял книгу. Пробежал несколько страниц. Но скучно было читать и
казалось неудобно держать книгу руками из-под пледа, который при этом
сползал с плеч и комкался под правым боком.
Николай Алексеевич положил книгу на столик и повернул выключатель
стоявшей на столике легкой лампы-качалки. Теперь кабинет был освещен
только рассеянным, отраженным от лепного потолка светом двух лампочек
люстры, прикрытой снизу тяжелым, темным щитом.
Николай Алексеевич закутался пледом и погрузился в смутное, приятное
состояние полудремы.
Бывало, Николай Алексеевич любил мечтать о будущем. Признак юности и
скованной еще силы - мечта о будущем. Мечты о будущем утешали, когда
настоящее было темно.
Теперь Николай Алексеевич больше любил вспоминать былое. Старость ли
надвигалась, слишком ли яркие мечты утомили душу, или милого много
накопилось в былом, - к былому с каждым годом все чаще обращались мысли.
Воспоминания как мечты иногда. А иногда они как проза. Иногда в них