"Владимир Солодовников. Колыбельная для Ивана ("Принцип Криницина" #1) " - читать интересную книгу автора

У Нюры опять закапали слезы, и она вытирала их кончиком черного платка,
завязанного на шее узелочком. Она, как я знал, и сама девчонкой жила в той деревеньке, а
замуж вышла за Петра - с ним там жили, пока все жители с той деревни не выехали кто
куда. Нюра вот с Петром переехали в Ильинское. Перестройка эта, так ее не так, хуже
татаро-монгольского ига какого, прошла-проехалась по селам да деревням, и без того
небогатым, разорила дома и семьи. Бабушки те остались в деревне одни, все уехали. А как
не уехать, коли даже электричество и то отключили. Траву там не косили, поля больше не
засевали. Ах, но какие там места замечательные! Баба Настя, помню, с утра пироги
напечет с рыбой, в озере выловленной, или с черникой какой, дух ароматный пирожный
на всю деревеньку их опустевшую плывет клубами невидимыми. Я пока рыбачу на берегу
озера или ручья, что вытекает из него змейкой, а то и за грибами хожу, а они уж пирогов
напекут, ждут меня, как гостя самого дорогого у самовара.
- Что же ты, Ванечка, так долго ходил, притомился, поди, голубок, умойся вот, дай-
кось я полью тебе водички-то нашей ключевой. - Баба Настя улыбается мне всем своим
лицом, а от серых ее глаз лучиками разбегаются морщинки.
Как сейчас помню этих внешне очень похожих старушек, хотя и совсем они друг
дружке чужие были, но седыми стали от старости да от трудов своих и смотрелись, как
близнецы-сестры. Нет, что-то тут и взаправду не так, раз Нюра говорит, Нюра зазря
ничего не скажет: сердце у нее вещее. И я сказал себе, что обязательно на место пожара
схожу и постараюсь выяснить, что же там все-таки произошло. Или я не детектив?! А
тогда "что" я? Нюра, как из Выселок уехала в районный центр - село Ильинское, что
пылилось по сторонам от широкой асфальтированной трассы, убегавшей к родному мне
городу, так не забывала тех старушек, навещала их, хоть и не часто: свое хозяйство в селе,
работала еще в средней школе техничкой. Любила она бабу Настю и бабу Марью всем
сердцем. И мне, глядя на слезы Нюрины, невмоготу стало слезы свои удерживать: так
жалко стало бабулек да и Нюру. И я украдкой слезы свои смахнул. Или не мужик я? -
слабость еще свою показывать.
Я перекусил у своих родственников слегка, проглотив домашней выпечки белую
краюху со стаканом молока, да решил сходить на кладбище. Хоть и опоздал я на
похороны, а нехорошо это - приехать и не посетить могилку людей, дорогих моему
сердцу. Отправился пешком на кладбище, что было от села невдалеке, на косогоре среди
высоченных берез. Недолго я там вроде и был: постоял на могилке их молча, а их в одном
гробу и похоронили (косточки одни, что остались от пожара, поди - разбери, чьи это
кости - бабы Насти или бабы Марьи? - так они, кости обгоревшие, вместе кучкой и
лежали), а потом прошел к выходу из кладбища, изредка обращая внимание на памятники
надмогильные жителей бывших села Ильинского и ближайших к нему деревень. Многие
имена и фамилии на памятниках были мне незнакомы, а иные что-то высвечивали в моей
памяти. Придя в дом Петра Николаевича и Нюры, я увидел, что баня почти готова: так
она топится быстро сухими поленцами, или я долго на кладбище был? Еще через полчаса
баня скутанная настоялась, дядя Петя запарил мне веничек березовый, и я отправился
несчастья свои смывать и отпаривать. После бани мы с Петром Николаевичем долго,
почти до утра, за самоваром просидели (да и водки усугубили немало), проговорили о
делах сельских и наших с ним и судьбах человечьих. И Нюра не спала: то ходила по избе
со своими делами, то подсаживалась к нам, где мы рассиживали, слово какое изредка
промолвит, да и молчит опять. Но к утру мы устали да и водки набрались зело! Спал я на
сеновале среди духмяного свежего сена, сохранившего ароматы недальней от села
луговины, раскинувшейся по берегам речки Черной, медленно и степенно протекавшей
мимо села и убегавшей дальше - к деревне Березовка. Мне снилась Людмила: она громко
хохотала надо мной, собирая свои вещи, и твердила все: "Я и тапочки заберу, я и аспирин
индийский не оставлю". И вновь хохотала и хохотала мне в лицо гомерическим своим