"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

бы пошли на физику или занялись экономическими дисциплинами?
- Там будет видно, - холодно ответил парень и прошел мимо старика, как
мимо пустого места.
Н-да, недружелюбие так и сквозит из богатых малышей, если это, конечно,
не поза, благоприобретенная у телевизорного экрана. Кто знает, может быть, в
глубине души он робкий и нежный человек. Но кто и как проникнет за его
защитную кору? Наверное, лишь любовь это может, девочка, красота? Но что-то
не видать в компании русских самураев юных дев... это опасно... Надо будет
непременно с ним поговорить.
- И сыр у нас классный, - дергаясь в красном гробу, кричал Игорь. -
И тарталетки, и угорь, и черная икра.. Ешьте, вспоминайте меня!..
Почему никто не плачет? В древнем Риме плакали!
И к нему немедленно подошла женщина с серым лицом, с распущенными
волосами. Она давно стояла поблизости, готовая к тому, чтобы зарыдать, да ей
не давали сигнала.
- На кого ты нас покинул?.. - зарыдала она. - Как же мы без тебя жить
будем?.. Бесценный наш, милый...
Татьяна повернулась и пошла прочь, к "феррари", мотор взвыл, и машина
полетела вверх, в город...
Кто-то бубнил, объяснял Углеву (ага, все тот же священник):
- Хотел прямо в церкви чтобы отпели... ну, на это мы пойти не можем...
это было бы богохульство... - и, потянувшись к уху Валентина
Петровича, доверительно шепнул: - Обиделся на нашего владыку, надеялся
на орден... А меня вы не помните, я в девяносто седьмом кончал?
- Конечно, помню, - ответил Углев. Он вспомнил: Сима Попкин, над его
фамилией издевались, ученик был средний, жалкий.
Подбежал Калачевский, он был возбужден, сверкая глазами, смотрел на
свою жену, как читает она Петрония:
- Все-таки красавица, а? Вот она - актриса! Ей бы в театре работать!
Углев с мягкой привычной улыбкой кивнул. У Калачевских до сих пор не
было детей, и трудно сказать, Эмма ли все откладывала возможность родить
ребенка, или здесь было виновато чье-то нездоровье. В последние годы
Калачевский резко постарел, лицо словно кошка оцарапала, глаза к вечеру
красноватые. Учитель он неплохой, ростом высок - детям нравится, но то ли
провинциальная скука его сломала, и он втайне пьет, то ли его вправду точит
некая болезнь...
- Валентин Петрович, - вдруг негромко обратился к директору школы молча
стоявший рядом Чалоев. - Хотел с вами на два слова.
- Слушаю вас.
Чалоев повернулся спиной к Калачевскому, к столу. Он, кстати, здесь не
пил и не ел ничего, как и Углев.
- Я, Валентин Петрович, как говорится, внедрился, работать уже не
мешают. Основываю благотворительную фирму. Не пойдете к нам одним из
учредителей? Вы будете нам иногда помогать своими советами. А вообще, это
больше представительская деятельность. Клянусь близкими, все в рамках
закона. Будете получать... ну, раз в десять больше, чем в школе. Но вашей
работе в школе наша совместная работа никак не помешает.
Валентин Петрович долго смотрел в его желтое лицо. Чем-то все же
Чалоев отличается от шумной здешней братии. Прямым жестким взглядом,
может быть. Эти-то больше ухмыляются. И все равно, стоит ли идти к нему,