"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

напоминает, впрочем, одну из композиций Кандинского, Углев помнит по
изданным альбомам... А вот и вовсе чушь собачья, нечто с подписью "Желтый
квадрат"... Наверняка, глумясь и веселясь, местные или иркутские живописцы
намалевали безграмотному молодому богачу эти картонки и холсты.
- Дорогие? - только и спросил Углев.
- Оч-чень! - удовлетворенно отвечал Игорь Ченцов, ведя старого учителя
по дому, как по картинной галерее, обхлопывая себя и поправляя красные
плавки, на которые он так более ничего и не надел.
- Это же вложение, верно, Валентин Петрович?
Углев не нашелся, как ответить, лишь медленно кивнул. Господи, куда
летят деньги!.. А теперь вот ученое звание желает получить. И ведь получит,
наверно. И в своих глазах сравняется даже с Алешей Иконниковым...
То ли Валентин Петрович пробормотал вслух свои мысли (как это у него
стало иногда получаться в старости), то ли Шамоха, проницательный дед, читал
его мысли, но вдруг он, призывно выпучив светлые глазища, прохрипел:
- Слышь-ка! Алла Васильевна запропала. Моя-то с ней часто, бывало, в
церкви или в гастрономе... В психушке она по новой или дома пластом?
Было ясней ясного, Кузьма Иванович говорит о матери Алеши
Иконникова. Углев опустил голову, стыд ожег лицо - давно не навещал
больную женщину.
- Сегодня же узнаю, - сказал Углев.

16.

Мать Алеши жила в бетонном доме за тюрьмой, возле оврага. На торце
пятиэтажной "хрущевки" можно было и сегодня различить исхлестанное песчаными
ветрами и выжженное солнцем некогда горделивое пурпурное слово "ТРУД". На
торце соседнего, естественно, по моде недавнего времени должно было сиять
"МИР", но краска облупилась, да и сам дом стоял с пустыми выбитыми окнами. А
третье здание со словом, помнится, "МАЙ" более не существовало: из-за трещин
и сползания в овраг его несколько лет назад разобрали на гаражи, переселив
жителей в новую "хрущевку" на окраине.
Валентин Петрович вошел в подъезд и закашлялся: здесь стоял густой
собачий и человеческий смрад, как, впрочем, в большинстве современных
городских домов, где не поставили домофоны. Иконниковы жили на третьем
этаже, квартира, помнится, слева. Лифт не работал.
Но лампочки под потолками горели. Причем повсюду лиловым и желтым
напылением были на стенах начертаны слова: ЛАМПА ТОЛИКА. Имеется в виду -
электрического начальника России Анатолия Чубайса?
Когда Углев поднялся на третью площадку, то засомневался в своей
памяти. "Старею". Эта дверь никак не могла принадлежать Иконниковым, а
теперь уже одинокой женщине: новая, железная, густо покрашенная малиновой
краской, с красивой дверной ручкой "под золото", с глазком. И звоночек
справа свеженький. "Господи, неужто съехала, а я не знаю? Или даже умерла?
Или все же я спутал этаж?" А тут еще два обритых подростка с тусклыми
глазами спустились с четвертого этажа по бетонной лестнице с отколотыми
краями:
- Вы, дядя, куда?
Но один из них, кажется, узнал директора 1-й городской школы, что-то
шепнул товарищу, и они быстро поскакали вниз. Они что, здесь кого-то