"Роман Солнцев. Очи синие, деньги медные (Повесть)" - читать интересную книгу автора

пастой на красном ситце: "Учиться, учиться и учиться!" Фамилия Ленин
стерта, почти не угадывается - на этом месте клубится лишь бледное облачко.
Знали бы они, какая буря спит в этом облачке..
Андрей достал скрипку и смычок. Дети замерли. Собираясь в приют,
Андрей надел свой единственный приличный костюм с заштопанным еще Людмилой
левым локтем, но был, конечно, без галстука - хомуты на горле мешают
работать. Впрочем, любимую "бабочку" вишневого цвета нацепил бы для
важности, да потерял на каких-то поминках еще зимой...
Среди детишек, которые сидели поближе, Андрей сразу выделил для
себя главного слушателя (он всегда так делал) - мальчика лет шести-семи в
сиротской белой рубашке. Стриженый наголо, красноухий малыш уставился на
гостя с трогательной гримаской - вот-вот расплачется. Наверное, любит
музыку.
- Дети, вот это - скрипка, вы, конечно, знаете. Она из дерева и
струн, как гитара. Когда-то считалась вульгарным инструментом простого
народа. Но постепенно все поняли - это божественный, самый таинственный
источник наслаждения. Она может петь, как человек... - Андрей повел рукой,
и нежная мелодия пролетела по комнате. - Может - как флейта. - Андрей
приложил смычок в самом низу, у подставки - и возник свистящий звук... А
если вот эту штуку надеть сверху... гребешок... - Он посадил на струны
сурдинку. - Голос у скрипки становится тихий, ласковый, как у мамы... - Ох,
зря он сказал, как у мамы. Сразу глаза у детей намокли. И торопясь отвлечь
музыкой повеселей, Андрей заиграл менуэт Боккерини...
Дети слушали, затаив дыхание, открыв рты, а стриженый мальчик - весь
точно обмирая, наклонился вперед, веки как у птички легли на зрачки... И
когда Андрей закончил, и все захлопали в ладоши, он не сразу опомнился и
тоже захлопал зябко согнутыми ладошками.
В детстве Андрей точно так же обостренно воспринимал музыку. Не
отходил от радиотарелки. А когда мама привезла из города патефонную
пластинку и под иглой сверкающий страшный оркестр и хор грянули что-то
мучительное и мрачное из оперы "Мефистофель", Андрей, корчась, лег на пол,
словно ему в живот ткнули гвоздем... Его трясло, как электрическим током.
Исполнив для детей вокализ Рахманинова, скрипач увидел - бледный
мальчишка спрятал от холода и переживаний руки меж коленками. И Андрей
заиграл песенку про Антошку, которого зовут копать картошку...
А ведь у Сабановых мог быть такой сынок. И уже намечался ребенок,
засветился, как новая звезда в космосе... Но скудость жизни и устойчивое
неверие Люси в талант мужа привели к беде - жена тайком сбегала в
больницу... Если бы хоть немного помедлила!.. В связи с неким новым
праздником демократической России городские власти пошли на неслыханный шаг
- дали музыкантам филармонического оркестра квартиры. И им, Сабановым, тоже
выделили, и они с Люсей, не веря в свое счастье, переехали - да что
"переехали"?!. Пешком перебрались - с улицы на улицу - из общежития
химзавода в светлую двухкомнатную квартиру с кухней и ванной.
Но что-то уже надорвалось в их отношениях. Люся ночами плакала, а днем
злилась по любому поводу. И глядя однажды на ее пухлое кошачье лицо, Андрей
вдруг понял, что не любит ее. И даже в иные минуты ненавидит в глубине души
эти покатые плечи грузчицы пороховых мешков, квадратный зад... и особенно ее
теперешние поползновения как бы поинтересоваться музыкальной карьерой
Сабанова...