"Владимир Александрович Соллогуб. Собачка (Теменевская ярмарка #1) " - читать интересную книгу автора

была совершенно без ума от Амишки, так что в труппе уважали собачонку не
менее самого Поченовского. Злые языки утверждали, что Амишка была залогом
самых нежных воспоминаний, что она получена была в подарок от какого-то
офицера, при одном имени которого картуз Поченовского шевелился на его
голове и падал прямо на брови. Несмотря на то, Поченовский, испытав силу
воли и твердость характера своей нежной половины, был в полном ее
повиновении, а актеры, нуждающиеся вечно в деньгах, наперерыв ласкали
Амишку, кормили ее сахаром, гладили и даже приятно смеялись, когда она
кусала им пальцы.
Посреди декораций и разных коробов, заключавших достояние и гардероб
театрального общества, ежились кое-как еще три женщины: одна удивительно
толстая и старая, в душегрейке, с повязанным на голове платком,
исполнявшая преимущественно роли испанских королев; другие обе, также
одетые по русскому мещанскому обычаю, были не что иное, как первая певица,
выключенная из московского хора за негодность, и первая танцовщица, во
время оно танцевавшая изрядно до тех пор, пока не вывихнула ноги.
За фурой ехала парой телега, на которой сидели еще две женщины, годные
на все роли, и три актера в тулупах: благородный отец, злодей и машинист,
исполнявший комические амплуа. Кругом этого шествия, по сторонам и среди,
толпилось просто пешком еще несколько молодых людей, попавших на жалкое
поприще странствующих актеров - кто от бедности, кто от пьянства, а двое
из них и по любви к искусству. Молодость везде страждет каким-то
беспокойством, всегда увлекается самыми грубыми обманами и, по недостатку
других искушений, находит даже какое-то обманчивое очарование в ободранной
сцене провинциального театра. Но укорять ее в заблуждениях не следует.
Этому-то беспокойству, этому юношескому волнению мы обязаны тем, что люди
даровитые не погибают в тени, а выходят наружу, образовываются,
совершенствуются и делаются наконец достоянием народной славы.
И в этом обществе бродяг находился тогда человек, молодой еще, но уже
далеко обогнавший всех своих товарищей. В душе его уже глубоко заронилась
любовь к истинному искусству, без фарсов и шарлатанства; и уже тогда
предчувствовал он, как высоко признание художника, когда он точным
изображением природы не только стремится к исправлению людей, что мало
кому удается, но очищает их вкус, облагораживает их понятия и заставляет
понимать истину в искусстве и прекрасное в истине. Весело, беспечно шла
себе молодая гурьба, попрыгивая, посвистывая, меняясь шутками, затверживая
роли, напевая куплеты, перекидываясь камешками. Солнце садилось, когда
странная процессия торжественно вступила в город Теменев, ровно за два дня
перед началом ярмарки и открытия театра.
Через два дня супруга городничего Глафира Кировна стояла как-то
по-домашнему, в кацавеечке и папильотках, у окна своего и посматривала на
обыкновенный беспорядок начинавшегося базара. По улице тащились обозы,
кибитки с бородатыми купцами, несли доски, суетились рабочие люди. Глафира
Кировна, не избалованная столичными прихотями, глядела на все это с
большим удовольствием и немалым вниманием.
Ярмарочное время как-то льстило ее самолюбию. Она была уверена, что
город некоторым образом находился под ее начальством и как бы составлял
часть ее собственности. Дочь небогатого соседнего помещика, она вдруг из
робкой девочки сделалась властительной барыней, требующей надменно
должного сану ее почтения.