"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 4 Апрель Семнадцатого" - читать интересную книгу автора

И вдруг - грянула революция! И получила по наследству эту войну. И
русские социалисты из гонимой безответственной оппозиции вдруг превратились
в хозяев революционной страны. И это вызвало психологический перелом к
войне, его даже еще не сформулировали теоретически, а внезапно это вот так
проявилось у Церетели.
Когда во Второй Государственной Думе 2 июня 1907 года уже видно было,
что остаются считанные минуты или до ареста фракции с-д или до разгона
Думы, - молодой стройный грузин, недоучившийся студент, но уже и вождь
московского студенчества, но уже и лидер думской фракции с-д - Ираклий
Церетели, с благородным изяществом движений, независимостью в поставе
головы, волоокий, черноокий, в 11 часов вечера еще успел получить слово,
последний раз взбежал на трибуну и полнозвучным гневным голосом бичевал это
правительство военно-полевых судов, это торжество безграничного насилия,
когда штык поставлен в порядок думского дня. В тот день государственная
громада самодержавия казалась непробиваемо вечной, а наши груди, особенно
уже тронутые горловой чахоткой, - обреченными на раздав.
А вот, не прошло полных десяти лет, как в столицу Сибири Иркутск, к
малосмысленным обывателям и ртутно-восприимчивым ссыльным стали притекать,
частными поздравительными телеграммами, известия о немыслимом и мгновенном
крушении этого проклятого самодержавия. Чего угодно ждали - но только не
этого! И вдруг политические ссыльные, до сих пор лишь на частных квартирах
да летом на дачах перекипавшие в своих кружках спорами о социалистических
установках (ну, правда, иногда выпускали журналы, а Гоц умудрялся - и
регулярную газету циммервальдского направления), - в три дня были признаны
как единственная тут власть. И сразу же возглавил Церетели комитет
общественных организаций, устанавливал 8-часовой рабочий день, на площади
перед городской думой выступал к выстроенному гарнизону и затем пропускал
войска маршем мимо себя, и восторженно они рявкали комитету, и неохоче -
командующему Округом.
Надо было испытать этот переход после шести лет тюрьмы (по слабому
здоровью Ираклию заменили каторжные работы тюремной отсидкой), потом четырех
лет усольской ссылки (вполне ужитой и плодотворной, 60 верст железной
дорогой от Иркутска, и можно поехать в любой день, - однако же вечного
безнадежного поселения, если не бежать за границу), - и к этому вдруг
сказочному мгновенному крушению векового строя (да прочен ли успех? да
слишком легко достался), к этому состоянию опьянения и властного напряжения.
Но с первых же дней - и острая тревога за судьбы революции. С этой
орущей солдатской массой на самом деле не было понимания, это не рабочий
класс, это - стихия без определенных социальных идеалов, она даже не отдает
себе отчета в совершающемся и таит в себе опасность как анархии слева, так и
контрреволюции справа. Российские социал-демократы давно знают из марксизма:
революция не может совершить прыжка от полуфеодального российского строя и
сразу к социалистическому, предел возможных завоеваний сейчас -
демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений. Но такое
внезапное присоединение к рабочему классу многомиллионной вооруженной армии
заманивает социалистические партии на самые крайние эксперименты, навязать
волю социалистического меньшинства всей стране - а это может привести ко
взрыву и контрреволюции, и будет распад революции.

Уже на десятый день этой лихорадочной бессонной иркутской обстановки у