"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 2 Октябрь Шестнадцатого" - читать интересную книгу автора


1

Птицы любят не всякий лес. В жиденьком слабеньком Дряговце было их куда
меньше и скучней, чем в Голубовщине, три версты в тыл. К войне на поживу
налетело из многих мест галье, воронье, коршуны (как и мыши и крысы
стянулись), а улетели подальше певчие дрозды, снялись с высоких крыш белые
аисты, выстаивающие счастье. Но крестьяне говорят, что и прежде войны,
всегда: Дряговец не любили птицы, а Голубовщину любили. А между тем лесом и
этим, над мокредью у старого екатерининского шляха, как до войны, - так и в
войну, тянуще плачут чибисы и только они одни.
Толстоствольную парковую Голубовщину, где лес не слитен, но каждое
дерево как на показ и по просторности всюду трава чистая, ласковая, доныне,
уже год близ позиций, населяло изобилие птиц, вся главная масса их. И в мае
так это вместе все куковало, булькало, стрекотало, щебетало, вытягивало,
пересвистывало, что у Сани, южанина-степняка, слабели ноги - опуститься на
шелковую траву, и грудь раздувалась - не воздуха только вобрать, но птичьего
пенья.
И тяжела становилась амуниция, оттягивающая плечи, грузный револьвер.
Кажется, близко бы всем этим птицам отлететь от передовых позиций, от
воя снарядов, от дыма взрывов, от газовых волн, еще верст на десять назад, -
нет! Пренебрегая шумной, черной людской войною, даже гибня в ней иногда,
жили многие птицы на своих извечных местах, признавая лишь свое повеление
внутреннее, лишь строгий свой меридиан.
Голубовщина была лес помещика-поляка, впрочем перенятый в аренду
простым селянином, а Дряговец - крестьянский лес. Что такое именно значило
"Дряговец", Саня не добился понять, но уже в самых звуках слышался худший
сорт и пренебрежение. Такой и был он - хилый, мелкодеревый, не радующий душу
и не по воле заселенный теперь гренадерами весь насквозь: тылами и резервами
пехоты, затем - передками, лошадьми и землянками артиллеристов. Сразу же за
Дряговцом стояли пушки 1-го дивизиона 1-й Гренадерской бригады.
Тонких хлыстов Дряговца не хватило бы ни на какие землянки, и давно не
осталось бы самого леса, но вовремя было запрещено его валить, как и
завидную Голубовщину. Из неисчерпаемой России, из глубины, привозили
железнодорожными платформами толстые бревна на все перекрытия и укрепления,
перегружали на колесные станы, и ближние крестьяне, три рубля за фурманку в
ночь, темнотою и под немецкими ракетами возили-возили-возили тот лес под
самую даже передовую линию. (Только из передних деревень крестьяне ушли, а
уже в Стайках и в Юшкевичах жили и засевали поля, а немцы, бившие по
большому полю, когда видели там работающих крестьян - по ним не кидали.)
Почти вся санина война, минувший год, и прошла в этих местах, в этих
нескольких верстах, окидываемых одним круговым взглядом. Еще с прошлого
сентября стояла их батарея позади Дряговца, и от батареи на их прежний
наблюдательный пункт ходил Саня всегда одной и той же дорогой: сперва через
Дряговец, кишащий солдатской жизнью, потом, под просмотром неприятеля, по
старому шляху, где не шагали строем и не гнали больше одной повозки сразу;
от придорожного, до сих пор не сшибленного деревянного креста с жестяным
кружевным щитком над образом Спаса брал влево и полторы версты унизительно
сгибался ходом сообщения, сталкиваясь со встречными и с осыпчивою землей, и
так - до самых пехотных окопов, еле-еле выгрызенных в узких грядах среди