"Александр Исаевич Солженицын. Адлиг Швенкиттен (Односуточная повесть)" - читать интересную книгу автора

молодой офицер бригады. Он так рвался на фронт, что отец-генерал подсадил
его, еще несовершеннолетнего, на краткосрочные курсы младших лейтенантов.
Кому как выпадает. А рядом стоял Ваня Останин, из дивизионного взвода
управления. Большой умница и сам хорошо вел орудийную стрельбу за офицера.
Но в сталинградские дни 42го года - из их училища каждого третьего курсанта
выдернули недоученного, на фронт. Отбирал отдел кадров, на деле Останина
стояла царапинка о принадлежности к семье упорного единоличника. И теперь
этот 22-летний, по сути, офицер носил погоны старшего сержанта.
Кончил парторг - Гусева вынесло к могилам, на два шага вперед. Хотелось
- не так, хотелось - эх! А речь - не высекалась. И только спросил сжатым
горлом:
- Зачем же вы так, ребята? Зачем?
Закрыли крышки.
Застучали.
Опускали на веревках.
Забросали чужой землей.
Вспомнил Гусев, как под Речицей бомбанул их Юнкерс на пути. И никого не
ранил, и мало повредил, только в хозмашине осколком разнес трехлитровую
бутыль с водкой. Уж как жалели ребята! - чуть не хуже ранения. Не балуют
советских солдат выпивкой.
В холмики встучали надгробные столбики, пока некрашенные.
И кто за ними надсмотрит? В Польше немецкие военные надгробья с
Пятнадцатого года стояли. Ищуков, начальник связи, - на Нареве выворачивал
их, валял, - мстил. И никто ему ничего не сказал: рядом смершевец стоял,
Ларин.
Гусев проходил мимо затихшей солдатской кучки и слышал, как из его
взвода, из того же 3го расчета, что и Лепетушин был, подвижный маленький Юрш
поделился жалобно:
- А - и как удержаться, ребята?
Как удержаться? в том и сладкая косточка: думаешь - пройдет.
Но - промахнуло серым крылом по лицам. Охмурились.
Командир расчета Николаев, тоже мариец, очень неодобрительно смотрел
суженными глазами. Он водки вообще не принимал.
А жизнь, а дело - течет, требует. Капитан Топлев пошел в штаб бригады:
узнать, как похоронки будем писать.
Начальник штаба, худой, долговязый подполковник Вересовой, ответил с
ходу:
- Уже комиссар распорядился: "Пал смертью храбрых на защите Родины".
Сам-то он голову ломал: кого теперь рассаживать за рули, когда поедем.

3


Ошеломительно быстрый прорыв наших танков к Балтийскому морю менял всю
картину Прусской операции - и тяжелая пушечная бригада никуда не могла
поспеть и понадобиться сегодня-завтра.
А комбриг уже не первый день хромал: нарыв у колена. И уговорил его
бригадный врач: не откладывать, поехать сегодня в госпиталь, соперироваться.
Комбриг и уехал, оставив Вересового за себя.
Ни дальнего звука стрельбы ниоткуда. Ни авиации, нашей ли, немецкой.