"А.И.Солженицын. Матренин двор" - читать интересную книгу автора

И я узнал, что не всё вокруг торфоразработки, что есть за
полотном железной дороги - бугор, а за бугром - деревня, и
деревня эта - Тальново, испокон она здесь, еще когда была
барыня-"цыганка" и кругом лес лихой стоял. А дальше целый
край идет деревень: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни,
Шестимирово - все поглуше, от железной дороги подале, к
озерам.
Ветром успокоения потянуло на меня от этих названий. Они
обещали мне кондовую Россию.
И я попросил мою новую знакомую отвести меня после базара
в Тальново и подыскать избу, где бы стать мне квартирантом.
Я казался квартирантом выгодным: сверх платы сулила школа
за меня еще машину торфа на зиму. По лицу женщины прошли
заботы уже не умильные. У самой у нее места не было (они с
мужем воспитывали ее престарелую мать), оттого она повела
меня к одним своим родным и еще к другим. Но и здесь не
нашлось комнаты отдельной, везде было тесно и лопотно.
Так мы дошли до высыхающей подпруженной речушки с
мостиком. Милей этого места мне не приглянулось во всей
деревне; две-три ивы, избушка перекособоченная, а по пруду
плавали утки, и выходили на берег гуси, отряхиваясь.
- Ну, разве что к Матрене зайдем, - сказала моя
проводница, уже уставая от меня. - Только у нее не так уборно,
в запуши она живет, болеет.
Дом Матрены стоял тут же, неподалеку, с четырьмя оконцами
в ряд на холодную некрасную сторону, крытый щепою, на два
ската и с украшенным под теремок чердачным окошком. Дом не
низкий - восемнадцать венцов. Однако изгнивала щепа,
посерели от старости бревна сруба и ворота, когда-то могучие, и
проредилась их обвершка.
Калитка была на запоре, но проводница моя не стала стучать,
а просунула руку под низом и отвернула завертку - нехитрую
затею против скота и чужого человека. Дворик не был крыт, но в
доме многое было под одной связью. За входной дверью
внутренние ступеньки поднимались на просторные мосты,
высоко осененные крышей. Налево еще ступеньки вели вверх в
горницу - отдельный сруб без печи, и ступеньки вниз, в
подклеть. А направо шла сама изба, с чердаком и подпольем.
Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила
теперь одинокая женщина лет шестидесяти.
Когда я вошел в избу, она лежала на русской печи, тут же, у
входа, накрытая неопределенным темным тряпьем, таким
бесценным в жизни рабочего человека.
Просторная изба и особенно лучшая приокон-ная ее часть
была уставлена по табуреткам и лавкам - горшками и кадками с
фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но
живой толпой. Они разрослись привольно, забирая небогатый
свет северной стороны. В остатке света и к тому же за трубой
кругловатое лицо хозяйки показалось мне желтым, больным. И
по глазам ее замутненным можно было видеть, что болезнь