"Наталья Соколова. Захвати с собой улыбку на дорогу..." - читать интересную книгу автора

вон тот шкалик. - Он накапал капли и выпил. - Так вот...
- Нужны ли человечеству новые возможности, - весело спросил
президент, - когда оно и старых не может толком осилить?
Он любил подразнить Человека, разбудить, как он шутливо говорил, в
Человеке зверя.
- Нужны! - Человек упрямо нагнул свой широкий лоб. - Возьми продление
жизни. Есть некто, ему стукнуло 250 лет. Он умнее любого из нас. Прочитал в
четыре раза больше, прожил четыре жизни. Каким он видит мир, как может
нарисовать его, описать словом? До какого додумается уравнения за эти
долгие 250 лет, до какой технической идеи? Мы этого не знаем, такого еще не
было. Нельзя даже предвидеть. Новые невиданные материки сознания...
неоткрытые континенты духа...
- Хотел бы я дожить до 250 лет, - прищурился президент. - И чтобы
каждые десять лет разводиться и жениться на молоденькой. Невиданные
возможности! А сколько вкусной еды можно поглотить за 250 лет...
Человек вдруг рассмеялся как-то совсем по-детски, бесхитростно.
- Ты все тот же, Жадина-говядина, - он назвал его школьным прозвищем.
- И ты все тот же...
Они в общем неплохо относились друг к другу, эти два человека, такие
разные, непохожие. Редко с кем Человек разговаривал так охотно и
многословно, как с президентом.
- Слава богу, засмеялся, - сказал, отдуваясь, президент. - А я уж
думал, ты совсем разучился улыбаться. Вошел, смотрю на тебя: скулы торчат,
глаза трагические. С чего бы это?
- С чего? Читаю газеты. - Человек похлопал правой рукой по газетным
листам, разбросанным в беспорядке поверх клетчатого пледа. - Не радуют.
- Ты о забастовке?
В городе уж третью неделю бастовали работники порта.
Они протестовали против снижения заработной платы.
- Забастовка что... Такие бывали и раньше. А ты читал в вечернем
выпуске обращение первого министра?
Президент не успел еще прочитать.
- Уговаривает. А потом угрожает... Хочет вообще запретить забастовки,
стачки. Ввести в действие чрезвычайный закон 1873 года.
- Та-ак. - Президент поднял брови. - Но ведь этот закон никогда не
применялся. И потом... он рассчитан на период войны. Опасной изнурительной
войны. Может быть введен в действие только вместе с лозунгом "Отечество в
опасНОСТИ".
- Захочет - введет без всякой войны. - Человек поднял глаза на
президента. - Ты понимаешь, куда оно идет?
- Да. Я понял еще тогда, у меня на обеде... И как же он их уговаривает
быть посмирнее, докеров? Как все это формулируется?
- О, очень изящно. - Человек зашуршал газетными листами. - В обращении
к забастовщикам премьер говорит: "Человек смертен. И ему добиваться здесь,
на земле, иных, лучших условий существования так же странно, как пленнику
ковырять гвоздем толстую каменную ограду, когда открыты ворота". - Он
стиснул широкие челюсти. - Так-то вот, президент. А ты говоришь -
Чиппендейл.
Президент повернулся так резко, что застонали пружины кресла,
обнимающего его дородное тело.