"Наталья Соколова. Пришедший оттуда" - читать интересную книгу автора

меня виновато, потерянно. - Кто мог думать? Такую тяжелую... своими
лапушками. - Поправил затвердевшую полоску замазки, которая отошла от
стекла. - Ты знаешь, ключ тогда не сам повернулся. Это ведь я его. Утром
раненько, когда все спали...
Три звонка. Это к нам. Кто бы это мог быть? Из-за двери выглянула
встревоженная теща. Да, когда случилась одна беда, невольно ждешь другую.
Вошел незнакомый чернявый паренек. К Гоше, что ли?
- Вы подавали заявление? Решено ваше заявление удовлетворить.
Я никак не мог взять в толк, о чем он.
- Просили, чтобы обменять ребенка? Вот, пожалуйста, - он поставил на
стол коробку.
Теща поняла раньше меня. И пошла на него с кулаками:
- К черту! Вон! Чтоб духу... - Она прижала руку к сердцу. - И эту
пакость... - пхнула кулаком коробку.
Подскочил Эдик:
- Ну вот что. Убирайся. А то как двину по мордвину. Не огорчай хороших
людей. Или сделаю квадратные глаза и редкие зубы.
Тесть взял ошеломленного парня за руку и увел. Эдик вернулся, галантно
извинился перед медсестрой:
- Минута горячности...
Теща села рядом со мной на диван и робко, как-то просительно тронула
мое колено:
- Плохо, Юра, плохо. Сделай что-нибудь.


Мальчик умирал.
Не могло быть никаких сомнений - он умирал. Не помогали уколы, не
помогала кислородная подушка, не помогала, не могла помочь Ксения
Алексеевна, которая от нас почти не выходила.
Он лежал вытянувшийся, длинный под парадным атласным одеялом, которое
мы когда-то вместе с Майкой весело, с шуточками для него покупали. Алый
нарядный блеск одеяла был теперь так не к месту, так неприятен в
затененной комнате с запахом лекарств. Покупалось для радости, для
счастливой жизни - а вышло иначе.
Давно ли мы огорчались, что у Мальчика ножки коротки? А теперь они
доставали почти до края одеяла, эти бедные ножки, так мало ходившие по
земле.
И не нужны будут валеночки, купленные на вырост на будущую зиму,
которые я с таким трудом доставал. И новые блестящие калошки. И резиновая
надувная рыба, которую мы еще ни разу ему не давали, берегли к лету, для
речки.
Пришедший оттуда... Откуда? И куда он теперь уходит?
И как его удержать?
Глаза его, полузакрытые, заведенные под веки, казалось, смотрели
куда-то внутрь, весь он был чужой, безучастный. Далекий от нас, уже чем-то
отгороженный.


На другой день старичок зашел за мной, чтобы вместе ехать на завод. Он
посмотрел на тещу, замученную, с красными слезящимися глазами,