"Дмитрий Соколов. Лоскутное одеяло или психотерапия в стиле дзен" - читать интересную книгу автора

тем же милым, счастливым Буратино."Я много лет соперничала с Богом,

Пытаясь завершить им начатый портрет..."И вот получается, что по
достижении определенного возраста человек считает себя обязанным стать
зрелым. Опять-таки, желание настолько благородное, что издеваться грех. Но
что означает эта зрелость? Она внутри или снаружи? В смысле: кто на кого
работает? Если это - зрелость для внешнего зрителя (нет, опять - грубо!
скажем, для собеседника), то это и есть смена футболки.

Теперь: как отличить как бы зрелость от просто зрелости (если она,
конечно, бывает?), мудрость как надпись на футболке от мудрости как
внутреннего состояния? (Это с подлой точки зрения внешнего наблюдателя).
Саша Гранкин бы сказал: ковырнуть, врезаться, вступить в эмоционально
значимый диалог. И если та самая зрелая женщина, натыкаясь на границы своей
роли, будет отпрыгивать, значит, это роль. Например, в роль мудрой сивиллы
не входит сердиться на приставания. Кира прятала свою агрессию (ставшую
очевидной несколько раз по ходу диалога и совершенно очевидную в конце) - и
это подписало ее приговор.

Парадокс: взрослый - это тот, кто может быть ребенком. Тот, кто не
может, - владелец взрослой футболки.

ЦЗУЙ-ЕНЬ, ДУМАЯ, ЧТО ОН УЖЕ... (И)

К ИЗВЕСТНОМУ СВОЕЙ СТРОГОСТЬЮ МАСТЕРУ... (И)

ЕСЛИ ПЕРЕСТАТЬ СОБИРАТЬ БЛЕСТЯЩИЕ МОНЕТКИ... (М)

Трое были так названы. Но что вы скажете о нескольких монахах,
"записавших этот анекдот"? К ним уже органично примыкает автор книги со
своими любимыми читателями. Естественно, большая часть этого народа полна
друг к другу явной симпатии.

Итак, некогда было время, когда этих болванов не было. Вот Му-чу идет
по дороге (куда он шел?), вот он встречает того злосчастного монаха.
Болванов еще нет - или их уже полно? Тут надо быть осторожным. Когда первый
"болван" уже прозвучал, картина резко поменялась. Избежать дальнейшего
невозможно. Цзю-ту прекрасно понимал, что мотивы Му-чу неустановимы. Он
совершил действие, которое невозможно стереть, он уподобился Богу. По той
или иной причине Цзю-ту решил приуменьшить блеск вокруг Му-чу. То, что
сделал Ю-тань, можно назвать стиранием памяти. Послушайте окружающих: они
мало помнят происшедшее, они помнят свои мысли по этому поводу. Но поскольку
и мысли тоже не очень, мягко говоря, свои, то стереть их действительно можно
даже таким фрайерским способом.

Что за привычка записывать такие штучки? Да еще комментировать их? Да
еще потом комментировать комментарии?

Я думаю, в этом сказывается их провинциализм. Столичные жители обычно
не утруждают себя подобными размышлениями. Анекдот прозвучал - давайте