"Борис Соколов. Мы еще встретимся, полковник Кребс! " - читать интересную книгу автора

глазами. Она извинилась и вышла из купе. У соседнего окна шушукалась
какая-то парочка. Толстяк в пижаме читал газету. Еще дальше стоял
высокий молодой человек, куривший ночью, когда она ходила в
вагон-ресторан. По-прежнему перед глазами тянулись холодные поля с
утопавшими в снегах крышами. Темнели протоптанные дорожки, уходившие
к журавлям колодцев. На редких, открытых ветрам холмах темнели
плешины озябшей земли. Черным пятном шевелилась на снегу большая
галочья стая. Мелькнула у шлагбаума одинокая машина.
- Скорей бы приехать, - думала Русанова, - узнать, что с ним,
увидеть, взглянуть в глаза, сказать: все, что случилось - ошибка, и
нужен ей только он. А вдруг Федор умер? Нет, нет! Он жив! А если
калека? - она прильнула к стеклу. - Пусть калека! Пусть!..
- Вы в Сочи? - услышала она сзади вкрадчивый голос. Он сразу
вернул Елену Николаевну к действительности. Она обернулась и увидела
Майсурадзе.
- Нет, в Сухум! - холодно ответила она и отодвинулась. Но он не
заметил или не хотел заметить ее сдержанности.
- Отдыхать?
- Нет, по делу! - сказала она уже резче. Неужели он не понимал
ее состояния!
- По делу? - удивленно переспросил он. - Вы раньше бывали на
юге?
- Нет, в первый раз. - Она повернулась к нему спиной.
- Тогда надо выпить. При переходе экватора новичков купают в
океане, у нас - в вине.
Она почувствовала на затылке его горячее дыхание. Его руки
обняли ее. Она обернулась. Хотела ударить по багрово-красному потному
лицу, но удержалась.
- Оставьте меня! Вы пьяны, как вам не стыдно!
- Вы меня не поняли, - пятясь к двери, пробормотал Майсурадзе,
оглянулся по сторонам и юркнул в купе.
Брезгливое чувство охватило ее, сердце сжалось от обиды.
Хотелось, как в детстве, забиться в темный угол и плакать.
- Едете на юг, а хандрите! - сказал кто-то. Теперь она решила:
если пристанут - ударит. Обернулась.
Закуривая папиросу, в дверях стоял Сергей Яковлевич. Из-за его
спины высовывался Константиниди.
Взволнованная и оскорбленная, она молчала.
- Запомните этот снег, завтра Вы его не увидите. Будет солнце,
зелень, цветы и будет море, - сказал Константиниди и подошел к
окну: - Вы никогда не видели моря?
- Нет, только на картинах, - ответила она, успокаиваясь.
- Ну, это не то! - вмешался Обловацкий. - Когда я впервые увидел
море, мне хотелось кричать от восторга. Да и теперь, каждый раз
встречаясь с ним, я волнуюсь.
- У меня нет этого чувства. Я помню море, должно быть, с того
момента, когда мать впервые вынесла меня из дому. Оно вошло в меня
раз и навсегда, как воздух и солнце, - медленно, точно обдумывая,
говорил Константиниди. - Подождите, увидите сами и загоритесь, -
пообещал он уверенно.