"Вячеслав Софронов. Жила (Мистическая трагикомедия)" - читать интересную книгу автора

А х м е д. Нет ручки? Да, говоришь? Думаешь, не найду, как протокол
написать, понимаешь? Плохо участкового Ахмеда Садыкова знаешь. Так
говорю?/Подходит к онемевшей Дарье и вырывает из хвоста гусыни перо, берет
со стола нож, очинивает перо, оглядывается по сторонам, видит пузырек с
йодом, удовлетворенно хмыкает, ставит перед собой, достает новый лист
протокола/.
Д а р ь я. /Приходит в себя, наливается злостью/. Тебе, ирод проклятый,
кто позволение давал над Шуркой моею издеваться? Ты ее растил? Кормил?
Холил? Да она может после твоих рук поганых и вовсе нестись перестанет, а то
еще и помрет вовсе. Черт усатый! Распустил ручище-то!
А х м е д. /Снисходительно/. У нас на Кавказе все мужчины усы носят,
да.
Д а р ь я. Вот и сидел бы на своем Кавказе. Какой леший тебя к нам
заманил? И морозы не держат. Хоть бы отморозил себе все хозяйство поскорее,
да обратно убрался. Мало наших девок перепортил?
А х м е д. Ты, бабка, чего шумишь, понимаешь? Я тебя трогал, да? Будешь
ругаться, то оформлю на пятнадцать суток, не обрадуешься. За оскорбление
должностного лица...
Д а р ь я. Давно должностным-то стал? Не ты ли прошлым летом на базаре
гнилыми помидорами торговал, нас обвешивал? А как фуражку надел, то и нос
выше бани задрал...
А х м е д. Ты, понимаешь, нос мой не трогай, а то точно оформлю.
Д а р ь я. И оформляй, понимаешь! Коммунисты нам ничего сделать не
могли, а вам, чер...нявеньким и вовсе не одолеть. Обкакаетесь! Коль Господь
за нас не заступится, то черти вам житья все одно не дадут.
Д е д. Вот, блин, расшумелась баба, что твой самовар. А ведь правильно
говоришь, Дарьюшка. Не тревожь лиха, пока лежит тихо. Мокрый дождя, а нагой
разбою не боится. Мы свое пожили, на старости лет и помирать не страшно.
А х м е д. Чего орете?! Убогонькие!
Д а р ь я. Так и есть, убогие мы, потому что при Боге живем, а таким
чертенякам как ты хода не даем. Хватит! Натерпелись! Костьми ляжем, а своего
последнего не отдадим! То уполномоченные разные ездили-шастали, из амбаров
последнее выгребали, нас на голодную смерть оставляли. Мы-то верили, -
государству хлебушек свой сдаем, а вышло как? Таких как ты, востроносеньких,
прикармливали, на свою голову нянчили! Потом в одну деревню принялись
сгонять-укрупнять, химией травить! Все мало. Теперича принялись наших гусей
щипать! Не дамся! /Прижимает гусыню к себе/.
Д е д. Ты бы, Ахметушка, пришел ко мне как человек к человеку, сели, по
рюмашечке бы выпили, потолковали обо всем и, глядишь, спору-драки никакой не
было бы...
А х м е д. Чтоб я к тебе, дед, пришел твою вонючую самогонку пить?!
Тьфу! Сроду не бывать этому. Я - власть, а ты кто?
Д е д. Вот именно. Ты во мне человека не видишь, и видеть не желаешь.
Тебе что Иван, что Аверьян, все одно. Обычаев нашенских не знаешь, не
почитаешь, и знать не желаешь. Тебе бы лишь кусок пожирнее урвать, а там
хоть трава не расти. Поперек горла тебе деревенька наша встала?! Мешает?! Из
ста домов остались лишь мой, да дарьин. Так ты на спички-то, /подает ему
коробок/, запали и дело с концом. На, бери, не стесняйся. Только смотри, сам
не сгори как нас палить станешь.
А х м е д. Ну, хватит, разговорился....