"Вячеслав Софронов. Жила (Мистическая трагикомедия)" - читать интересную книгу автора

бы завел...
М а ш а. Ага, коровку как кот Матроскин, почтальон Печкин к тебе бы в
гости ходил Ну, и мечтатель ты, Павлик. Романтик и только.
Д е д. Конь это хорошо. Только с кормами нынче плохо, а так бы я тоже
держал лошаденку какую.
П а ш а. Человек ведь как устроен? Ему кроме еды и шмуток разных и для
души тепло требуется. Радостно жить хочется, чтоб оставить что-то после
себя.
М а ш а. Ну, ты, Павлик, даешь! Вам бы с дедом в батюшки записаться.
Д е д. Что там батюшки, они своим делом заняты, а у меня тут свой
приход. Вот вам скажу: когда коммунисты Бога отменили, в церквы ходить
народу запретили, то знаете, чего тут началось?! Нечистая сила тогда многих
разных делов понатворила. А кто-то с ней и совладать должен, чтоб до всего
народа, до детей малых не допустить, в узде держать. Тут-то я и надобен.
М а ш а. Как же вы с ней управляетесь? Заговорами что ли?
Д е д. Не спеши, увидишь. Счас самого главного и ждите. По второй
наливаем /Быстро разливает самогон в стаканы, не смотря на протестующие
жесты ребят/. Ого! Начинается!
М а ш а. Гроза опять возвращается. Небо начинает постепенно чернеть,
набегают тучи, погромыхивает, видны отсветы далеких молний/.
Д е д. Да она никуда и не уходила. Ильюха со своей колесницы за нами
следит, точно говорю. Ладно, помоги, Господи./ Подносит стакан ко рту,
зажмуривается, пробует выпить, но стакан переворачивается. При этом
раздается жуткий раскат грома/. Видели? Не дает мне Ильюха водку пить!
П а ш а. /Улыбается/. Правда что ли?
Д е д. А ты попробуй сам за мой стакан подержаться. На, пробуй. /Паша
держится за стакан, в который Башкур снова налил самогонки и подносит его ко
рту/.
М а ш а. И я хочу попробовать. /Кладет свою руку на Пашину/. Ой, током
бьет!
Д е д. Ага, Фомы неверующие, поняли? Поверили теперича? Я поначалу и
сам не поверил, думал, спьяну мне померещилось, когда первый раз на кладбище
он меня шандарахнул за вторую стопку. Пришлось початую бутылку обратно
нести. Вот так и живем.
П а ш а. /С улыбкой/. Прямо как на фронте - огонь на себя вызываете.
Д е д. Да почти что и так. По моему дому самая передовая и проходит.
/Гроза все усиливается, почти непрерывно гремит гром, сверкает молния/.
М а ш а. Ну, и грозища! И не припомню такую.
П а ш а. А вы, дед Миша, хлеб, зачем в шапке носите?
Д е д. То мой секрет особый, вам ни за что не догадаться.
М а ш а. Расскажите, пожалуйста.
Д е д. А секрета, в общем-то, и нет, просто все. Хлебушек людскими
руками посеян, выращен, в него он сроду свою стрелу не швырнет. Когда я энто
дело распознал, то и сообразил, как Ильюху-то провести. Глядите..../Снимает
шапку,
достает из нее каравай и отламывает кусочки хлеба, опускает в стакан и
наливает затем в него самогонку/. Во, а теперича он мне уже не помеха...
/Кладет кусочки в рот, блаженно улыбается/. Как я его? У него ум
небесный, а у меня земной. Так-то.
П а ш а. Да, впечатляет. /Подносит руку к стакану, но тут же