"Леонид Сергеевич Соболев. "2-У-2"" - читать интересную книгу автора

кто-либо, завидев их в дверях, - Готовьте добавку, Дуся!
Это было хуже всего. Дуся была буфетчицей, комсомолкой - и
необыкновенной, единственной, замечательной, умной, отзывчивой... впрочем,
ни к чему перечислять: пусть каждый припомнит все те качества, какие он в
свои девятнадцать лет видел в девушке, в которую был влюблен, но помножит
все это на два. Ибо влюблены в нее были оба и в разговорах о ней между
собой, естественно, находили вдвое больше определений. Поэтому, когда
"тигры" наконец были сданы в архив и на аэродроме появилось новое прозвище,
оба почувствовали необыкновенное облегчение: теперь и в глазах Дуси оба
перестали быть мальчишками.
А это было очень важно. Дуся никак не хотела понять, что каждый из них
давно (уже третий месяц!) видел, какой одинокой будет его дальнейшая жизнь,
если Дуся не свяжет с его судьбой свою. Вопрос этот был глубоко
прочувствован и решен каждым. Остановка была только за тем, с кем именно из
системы "два-У-два" захочет она связать свою судьбу. Игра велась честно, без
подсидки, оба провожали Дусю но очереди в свой "выходной день", и Дуся
относилась и к тому и к другому одинаково дружески.
В этих прогулках получалось почему-то так, что каждый из друзей говорил
не о себе, а об ушедшем на штурмовку друге, горячо расхваливая его. И Дуся,
прислушиваясь к этому, очутилась перед железной необходимостью отдать свое
сердце сразу всей системе "два-У-два" как неразрывному целому: выбор сделать
не представлялось возможным. И может быть, бедное Дусино сердце не выдержало
бы этого, если бы инстинкт самосохранения не подсказал ей спасительного
выхода: Дуся влюбилась в третьего, и при этом - не в летчика, а в старшину
второй статьи с крейсера, даже не очень часто заходившего в Севастополь.
Таково девичье сердце в восемнадцать лет: дальнюю мечту оно предпочитает
близкой реальности.
Первому узнать об этом привелось Павлу Ускову. Был тихий декабрьский
вечер. Прозрачный и холодный воздух, странный для Крыма, был свеж, и Дусины
щеки горели пленительным огнем. В первый раз Ускову захотелось говорить не
об отваге и замечательных свойствах Кеши Уткина, а о самом себе. Но за
пропускным пунктом в сумерках показалась высокая фигура в бушлате, Дуся с
легким вскриком кинулась к неизвестному краснофлотцу, и черные рукава
бушлата, скрестившись на ее спине, почти закрыли всю Дусю в поле зрения
ошеломленного сержанта.
Такая горячая встреча была вполне естественна, потому что крейсера не
было больше двух недель и о нем поговаривали разное.
Усков кинулся на аэродром. Сумерки сгущались, но Уткин еще не взлетал.
Однако Усков нашел в себе достаточно мужества, чтобы не испортить Другу его
боевой вылет, и на вопрос его, почему он так рано вернулся, сказал, что Дуся
что-то устала и пристроилась на машину, идущую в город. Он проводил друга в
воздух и остался ждать его на аэродроме.
Они провели бессонное утро во взаимных жалобах. К обеду оба уже
удивлялись тому, что, собственно, они нашли в Дусе? Из обмена мнениями
выяснилось с достаточной ясностью, что она всегда была девушкой
бессердечной, пустой, лицемерной, жестокой, ничем не замечательной...
впрочем, ни к чему перечислять: пусть каждый припомнит все те качества,
какие он в свои девятнадцать лет обнаруживал в девушке, которая от него
отвернулась, но помножит все это на четыре. Ибо оскорблены были двое, и
каждый из них вдобавок был оскорблен за друга. Таково юношеское сердце в