"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

Сергей Петрович и снова посвистал, пощипывая бородку.
Потом, успокоившись, продолжал раздумчиво и негромко:
- Но ведь ты понимаешь, что одно дело - взяться за оружие в час
опасности, когда за горло схватят, а другое - быть военным профессионалом.
Вдобавок командиром. Тут, брат ты мой, нужно быть человеком совсем особой
складки. Одного желания для этого маловато. Для командира требуются задатки,
определенный характер, способности... Ничего этого я в тебе не вижу. Вот
помнишь, как ты о бойне разорялся?
- Помню, - сказал Алеша, снова покраснев. - Так я же мальчишкой тогда
был...
- Не в том, брат, дело. Для тысячи мальчишек это в порядке вещей: ну,
росла корова, зарезали ее и съели - подумаешь, трагедия! А для тебя это
оказалось прямо-таки потрясением. Отчего? Хочешь ты или не хочешь, а сидит в
тебе любовь ко всякой жизни, и сидит глубже, чем сам ты предполагаешь...
Это, брат, с детства: чудесный огонек помнишь? Вернется это к тебе с
возрастом - ох, вернется! - да поздно будет. И увидишь ты себя несчастным
человеком, который чувствует, что не своим делом занимается. Не позавидую я
тебе, когда ты на это открытие наткнешься. Страшное, брат, дело - в
собственной жизни раскаиваться...
Он покачал головой, нахмурился и значительно поджал губы, потом снова
заговорил негромко и доверительно:
- Мне вот тоже когда-то было совершенно ясно, что я непременно должен
стать врачом. Годы на это положил - учился, дипломы получал, потом людей
мучил и сам мучился, пока не понял, что это вовсе не мое дело: ни таланта во
мне к этому, ни охоты настоящей, ни смелости, ни упорства, а так - лечу
людей, потому что чему-то учился, а вдохновения во всем этом шиш... Всякое
дело, Алеша, надо делать страстно, убежденно, веря, что оно для тебя
единственное. А я годы в чужой сбруе ходил... Уж и ты народился, а я все
врачом ковырялся. И плохим врачом... Пока не понял, что настоящее мое дело -
скот разводить. Через скот людям помогать жить, а не припарками да
микстурами, в которых я ни бе ни ме... Только тогда смысл своей жизни понял
- и вздохнул, будто из каторги на волю вырвался. А кто же мне эту каторгу
устроил? Сам... Но мне-то можно было бросить одно дело и заняться другим,
что по душе оказалось, а тебе будет трудновато. Командир, брат, - это дело
такое: назвался груздем, полезай в кузов до конца жизни. Вот ты о чем
подумай, прежде чем жизнь решать... Небось тебе это в голову не приходило,
а?
Алеша молчал. Что ему было ответить? Снова говорить о своей мечте? Но
легкие, радостные слова, которые только что так свободно и весело срывались
с языка, вдруг отяжелели и потускнели, и никакая сила в мире не заставила бы
его снова заговорить так, как он недавно говорил отцу о флоте. Он молчал,
упрямо смотря перед собой. И отец, видимо, понял, что происходило в нем,
потому что вдруг протянул к нему руку и ласково пожал ему локоть.
- А впрочем, я тебя не отговариваю, - сказал он совсем другим тоном. -
Да и чего отговаривать: чужой опыт, как известно, никого еще не убеждал. Так
уж человек устроен, что ему свою стенку собственным лбом прошибать хочется.
Раз тебе кажется, что это настоящее твое призвание, что ж, спорить не стану.
Решай как знаешь... А пока что давай позавтракаем, благо тут тень...
Три дня Алеша был в самом лучшем настроении - все обошлось неожиданно
просто: спорить, убеждать, доказывать оказалось совсем не нужно. Но все же